Итак Брэндон решил воспользоваться возможностью и просить Маргариту стать его женой.
Когда они гуляли в саду, Маргарита позволила Брэндону увести себя в сторону, и как только их никто не мог услышать, Брэндон сказал ей фамильярным тоном:
— Вы балуете своего племянника.
Глаза Маргариты с любовью остановились на юном Карле, который неуклюже стоял с дедом и Генрихом и с серьезным видом прислушивался к их разговору.
— Он мне очень дорог,— ответила она.— Своих детей у меня не было, поэтому я, естественно, должна заботиться о сыне моего брата.
— Печально, что у вас никогда не было таких своих детей. Но вы еще молоды. Разве это нельзя исправить?
Маргарита увидела, куда ведет разговор и в изумлении затаила дыхание. Неужели этот самонадеянный человек действительно попросит дочь Максимилиана выйти за него замуж — так же бесцеремонно, как, она была в этом уверена, может пригласить стать его любовницей какую-нибудь крестьянку или служанку? При этой мысли она были изумлена и очарована, но попыталась сменить тему.
— Вы высокого мнения о моем юном племяннике,— сказала она.— Вижу, что и король тоже. Но вы не знаете моего Карла, он совсем не глуп.
— Уверен, что любой ребенок, которого судьба благословила быть под вашей опекой, научится чему-нибудь для своей пользы.
— Пусть вас не обманывают его спокойные манеры. Он ничего не пропускает. Может показаться, он медлителен в речи, но это потому, что он никогда не произносит, пока четко не сформулирует, что собирается сказать. Было бы, наверно, лучше, если бы другие следовали его примеру.
— Тогда не хватило бы времени, чтобы высказать все, о чем должно быть сказано в этом мире.
— Возможно, это не было бы такой трагедией, если бы осталась невысказанной большая часть всего этого. У семьи Карла жизнь сложилась очень трагично. Как вы знаете, его отец умер молодым, а его мать...
Чарльз Брэндон кивнул. Кто не слышал о сумасшедшей королеве Испании, которая так оплакивала своего неверного супруга, что возила с собой его труп, куда бы ни ехала, пока ее не сделали чем-то вроде пленницы замка Тордесилья, где она все еще и остается.
Но Брэндон не хотел говорить о туповатом Карле, его отце-волоките или его безумной матери.
Он взял руку Маргариты в свою. Его девизом всегда было безрассудство в любви, а он считался ее знатоком.
— Маргарита,— начал он,— вы слишком красивы, чтобы оставаться незамужней.
— О, но мне так в этом не везет.
— Это не значит, что так будет всегда.
— Мне пришлось столько пережить, что предпочитаю больше не рисковать.
— Тогда кто-то должен попытаться заставить вас изменить свое мнение.
— И кто это должен быть?
— Кто, как не я? — прошептал он.
Маргарита отняла от него свою руку. Она и так слишком сильно, чтобы быть спокойной, ощущала его притягательную мужественность.
— Не может быть, чтобы вы говорили всерьез.
— Почему нет? Вы же вдова, которая может выбрать себе супруга.
Маргарита посмотрела на него. Он действительно красивый мужчина и у него есть жизненный опыт, чего не хватает его юному королю. Маргарита спросила себя, сможет ли она с ним быть вновь счастлива? Брэндон заметил ее колебание и, сняв с пальца кольцо, надел на ее палец. Она смотрела на него в изумлении.
Затем к ним присоединились Генрих, Максимилиан и юный Карл, и когда мальчик, без всякого выражения в его мертвенно бледных глазах, стал смотреть на кольцо на руке тетки, Маргарита, знавшая его лучше всех остальных, поняла, что ему ясно значение той маленькой сцены, которую он наблюдал издали — он все понял и не одобряет.
* * *К началу октября Генрих, которому прискучили забавы, стал надеяться, что завоюет новые лавры; однако, наступил дождливый сезон, и когда он разыскал Максимилиана и спросил, готовы ли они начать марш на Париж, император глубокомысленно покачал головой.
— Ваше Величество не знает, что такое наша фламандская грязь. Нельзя планировать наступление, если нужно бороться с ней.
— Тогда когда же? — хотел знать Генрих.
— Будущей весной... будущим летом.
— А что со всеми войсками и оснащением здесь?
— Обо всем этом позаботится этот добрый малый Уолси. Можете на него положиться, он благополучно вернет их для вас в Англию.
Генрих колебался. Он вспомнил, что пришлось перенести Дорсету, когда тот остался на зиму в Испании.