Бонька тоненько взвизгивает и тащит меня к Асе, а та, услышав, оборачивается:
– Ой! Стас, привет!
В голосе – неподдельная радость, пусть, в первую секунду и показалось, что за рваной улыбкой прячется толика неловкости.
– Бонечка! Красавица! – подлетает, присаживается на корточки. Гладит по боку и похлопывает по груди собаку, так и этак изощряющуюся, чтобы лизнуть малышку в лицо. – Хозяин, ты ее перекармливаешь, она так скоро в бегемотика превратиться.
Хм, хозяин… Пошутил бы, но промолчу. Сидящая вот так, у моих ног, она выглядит совсем маленькой и уязвимой, а черная лямка купальника на шее, кажется, туго завязана.
– Это Элка. Скажу, чтобы урезала пайку… А где Снапа потеряла?
– Да мы на канал позагорать, а там жарко, ни одного деревца. Позже прогуляю.
Поднимается. Стараясь не пялится, делаю акцент на разговоре, беглым взглядом пробегаясь по плоскому подтянутому животу, по выступающим косточкам, открытым из-за низко сидящих на бедрах бриджей… Худышка. Пожалуй, поспорил бы, что смогу обхватить ее талию и свести кончики пальцев.
Парень материализуется за ее спиной как-то незаметно, бесшумно. И теперь стоит столбом, чуть сбоку от Аси. Она продолжает болтать. Он молчит, ничем себя не выдавая. Я же, рассматривая подошедшего, пытаюсь осмыслить, откуда появилось скребущее чувство, и почему моя отменная выдержка пытается слинять по-тихому, на цыпочках. Возвращаю ее на место вместе с маской непринужденного довольства, которую цепляю на лицо.
Он красив. Даже слишком. Ни хера не понимаю в мужской красоте, но тут надо быть просто слепым! Модель, блин, глянцевого журнала! На вид лет девятнадцать-двадцать. Высокий, всего на полголовы ниже меня. Загорелый, поджарый, с правильными чертами лица. А глаза такие зеленющие, каких не бывает в природе… ярких и одновременно… пустых. Смотрит сквозь меня, как инопланетянин. Странный какой-то… Он, словно гениальная картина маэстро, которую безалаберные сотрудники музея повесили вверх тормашками, и от этого она потеряла смысл… Абстрагируюсь от кричащей идеальности, изучаю вены. Наркоман? Не похоже, да и с такими-то развитыми мышцами. Плаваньем долго занимался? У пловцов обычно такие гармоничные фигуры.
Какие-то молоденькие девушки, сбиваются с шага, засмотревшись на это чудо природы, будто на призовой лотерейный билет, который им никогда не выиграть. Глупо хихикают, стреляют глазками. И только тогда малышка, верно расценив их поведение, кидает взгляд через плечо и отступает назад, становясь с ним рядом.
– Стас! Тимоша! – как мне кажется, нехотя знакомит нас.
Сфокусировав на мне взгляд, парень небрежно кивает. А у меня нарастает ощущение сюрреализма… когда Ася, привстав на цыпочки, трогает кончиками пальцев его длинноватые темные волосы. Он тут же, потеряв ко мне интерес, кладёт голову ей на плечо, давая возможность гладить по макушке.
– Он… нервничает, – извиняющимся тоном пробует объяснить такую прилюдную ласку девчонка.
Ни хрена себе, нервничает! Да он, прикрыв глаза и не обращая ни на что внимания, млеет от её пальчиков как чеширский кот, и глупая полуулыбка блуждает по лицу. Недаром и имя как у кота – Тимоша.
В пару-тройку фраз Ася укладывает эпизод о потерявшихся подружках, продолжает про что-то там еще. Не столько слушаю, сколько ловлю мимику и движения. То, как морщит нос… распахивает глаза, со все еще мокрыми от воды, длиннющими, почти до бровей ресницами, как вскользь улыбается, как… продолжает дотрагиваться до красавчика (и почему каждое движение маленькой ручки резонирует на моих нервах, будто кто ржавым гвоздем по стеклу ведёт?)... Теперь она поддевает пальцами и слегка подтягивает за пояс бриджи. Отвлекаясь на это, убирает руку, а парень, будто очнувшись, резко садится на корточки, чуть толкнув ее в ноги, отчего худенькая девчонка оступается, но успевает поймать равновесие.
– Тимош, аккуратнее! – вырывается у малышки. На лице парня сожаление, и он как-то по-детски гладит ее коленку.
– Извини, – выдавливает хрипловато.
Надо же! Не немой.
Ася примирительно кивает, снова ероша его волосы. А он, зевнув, и сбросив с плеч рубашку, опять наплевательски прикрывает глаза. Не торопит ее, сидит, ждет, но убийственно игнорирует малейшие правила приличия. И я чувствую себя так, будто мне под нос ткнули «фак». Вместо жужжания каких-то мошек в высоких кустах бузины, журчания родника и отдаленных голосов, идущих по дороге людей, я с удовольствием послушал бы звук чьей-то хрустнувшей челюсти.