– Лёха – Леший. Всё ж просто.
Стас, видимо, чтобы мне яснее было, дополняет:
– Только у него не прижилось.
И Лёше:
– Ты нос кому-то тогда разбил, и перестали так называть.
– А у Саши есть? – спрашиваю просто так, для поддержки разговора. И они, переглянувшись, перекидываются смешками.
– Санёк! – окликает вдруг Лёша, – тут интересуются, какая у тя кликуха?
Даже с расстояния видно, как Саша там, на своей скамейке хмурится. Недоволен, как человек, которого оторвали от дел из-за чепухи. Уставился на меня, сверлит тёмным взглядом, а потом аккуратно отложив блокнотик, вальяжно закидывает ногу на ногу.
– Иди сюда, любознательная, я тебе на ушко шепну, – голос вкрадчивый, какой-то гипнотизирующий. И ощущение такое, будто прикрыл битое стекло тонким слоем ваты и предложил мне босиком по нему пройтись.
От провокационных ноток нёбо холодит, а в кончик языка впиваются иголочки – мой личный «симптом» скачка адреналина в сторону пробуждающегося раздражения. Не люблю, когда вот так, «на слабо» берут.
И Саша мне не очень-то нравится. Есть такие люди, у которых высокомерие зашкаливает, а мастерство показывать другим, что они пыль под ногами, отточено как необходимый для этой цели инструмент. При случайном взгляде на меня, он каждый раз будто дивится, что такая мелочь все еще тут, среди них крутиться. Но, справедливости ради, это ведь не я заняла их любимое место для прогулки. Не я навязываю свое общество, а как бы наоборот.
Сползаю потихоньку с бума и, притворяясь, что мне все нипочем, мелкими шаркающими шажками направляюсь к Саше, решив, что близко подходить не буду, не зная, чего от него ждать. Однако и трусишкой выглядеть не хочется. Позвал – пойду. Он же друг Стаса и вряд ли позволит себе что-то плохое.
– Эй, Черноглазая! Не советую! – весомость слов Лёша подкрепляет жестом, категорично мотнув головой… Вот как? А напомните-ка, с чьей подачи это?!
На его приятном, широком, скуластом и, в общем-то, не щедром на такие эмоции лице, даже проступает поверхностная степень озабоченности. Мизерная. Примерно такая, как когда человек не уверен, в какой карман сунул бумажник, но точно знает, что он есть и никуда не денется.
Со стороны дороги раздается протяжный автомобильный сигнал. Лёша в ответ свистит так, что закладывает уши, и я инстинктивно на миг с силой зажимаю их ладонями. Предупреждал бы! Заикой же можно остаться!
– Пацаны машину узнали. Схожу, поздороваюсь, – бросает Стасу.
– Давай, тока сюда ребят не тащи.
Я уже на полпути, когда за спиной рявкает Снап. Предупреждающе, на Боню. Чтобы не лезла и не мешала за мной следить и та, признавая его превосходство, стелется на земле… Пес еще вырос, стал крупнее, умнее, смелее и, с некоторых пор... подозрительнее. Теперь, лишь стоит кому-то малознакомому подойти – демонстративно плюхается у ноги. Сейчас он напряжен, видимо почувствовав мое настроение, нервничает. Расставил широко лапы, навострил уши, и если не подам команду – увяжется следом… Жестом заставляю улечься на месте. Как бы то ни было, личная антипатия – не повод пугать людей собаками, тем более что Саша их, вроде, не любит и побаивается.
Практически достигнув «пункта назначения», оборачиваюсь проверить, послушен ли пес. Да, лежит, обнюхивает пучок пожелтевшей травки у лап. Стас спокойно стоит около турников. Никто не смотрит в мою сторону. Почему же, как только отворачиваюсь, затылок осязаемо жжет так, что хочется почесаться?
Надломленная, а потому усыхающая и голая ветка, нависает над головой, разрезая грязновато-голубоватое небо на остренькие мозаичные фрагменты. Сохранившиеся листья деревца, мои волосы и листы в блокноте треплет поднимающийся ветерок, грозящий окрепнуть и нагнать тучи, а пока приносящий лишь запах прогретой за лето земли и дымного костра. Радует, что зелени и теплых золотистых красок пока куда больше, чем унылой осенней серости. «Но в ближайший час ливанёт» – прогнозирую, ожидая, пока Саша, придерживающий смуглыми гибкими пальцами нужную страницу, соизволит меня заметить.
– А-а-а пришла, – от вязкого зрительного контакта обволакивает плотным сгустком напряжения. Темно-карие глаза со зрачком, почти слившимся с радужкой, буравят будто насквозь. Надо же так смотреть, что хочется потрясти немеющие конечности!
– Кина не будет, можешь топать назад.
– Почему? – когда так отфутболивают я, вопреки здравому смыслу, становлюсь приставучей и вредной. Но то, что распаляюсь внутри, внешне не заметно: рассеянная улыбка недалекой простушки, надеюсь, достойна пресловутого Оскара… Еще немного терзаю ногой асфальт, поддев камешек, который невзначай ударяется о скамейку (ну, это я как-то не сдержалась, глядя на Сашин кисло искривленный рот).