– Я вот краем уха слышал, как вы с Сергеем, – говорю с легкой ехидцей, имея в виду мужика с колли, – обсуждали подробненько всякие интимные моменты у собак, подбор пары и прочее. И ты в этом неплохо разбираешься. А про людей так же много знаешь?
– Знаю, – буркает, поколебавшись.
Не знает. И оккупировав стул, будет торчать на нем оставшуюся часть утра, мерзнуть и нервно коситься… И о чем я думал, когда забирал к себе домой малолетку?! И сам себе отвечаю: о том, что на остановке ее оставлять было нельзя, и на вечеринку я бы ее тоже ни за что не повёз. А в баре музыка гремит, накурено, и ребят не хотелось бы, чтобы видела… Ведь мне в самом деле есть что скрывать от глупышки и это посерьезней, чем вставший с утрячка член.
– Короче, Ася, чтобы не выглядеть «врагом народа», – кривлю губы в усмешке, – и чтобы ты перестала трястись как заяц, я объясняю один момент, а ты не краснеешь. Ок?
– Угу, – отзывается без энтузиазма, по-прежнему следя исподлобья.
Объяснил. Как смог. Покраснела. Даже при приглушенном свете бра заметно как румянец четко лег на щеки.
– Э-э-э, а чаю можно? – от неловкости суетливо сползает со стула.
– Вперёд. Иди ставь чайник, – разрешаю, а сам достаю из тумбочки спортивные шорты, намереваясь идти вслед, показать и помочь, если что-то не найдет.
– Это, правда, ммм просто физиология? – оборачивается в дверях, – ой!
– Отворачиваться не пробовала, чтобы не ойкать? – замечаю, сам поворачиваясь спиной и подтягивая длинные красные шорты. Беда с этими нежными девочками! Подстраивайся под них, следи, чтобы чего-то такого не сказать и не сделать. – Да, правда, – отвечаю на вопрос, подходя ближе, – у своей учительницы по анатомии спроси.
– Издеваешься? – фыркает, тряхнув волосами, и наконец-то перестает корчить буку. Застенчиво улыбается и топает в сторону кухни, смешно поднимая ноги, чтобы не потерять большие болтающиеся носки.
Пьем чай, говорим о пустяках и Аська оттаивает окончательно. Правда, то и дело ловлю на себе пытливый, любопытный, но уже хоть привычно дружелюбный взгляд. А чуть позже она, почти без заминки, лезет под одеяло.
– Всё, спать. – вооружившись серьезным тоном, прерываю словесный поток. – У меня днем дел много, и если будешь болтать – отправлю на коврик к Боне. – Отворачиваюсь. Дашь слабину и об отдыхе можно забыть.
– Чего тогда сразу не отправил?
Недовольно сопит, возится и молча укладывается рядышком, прижавшись спиной. Не удержавшись, комментирую:
– Не знаешь, были случаи, когда таких мелких ненароком придавливали?
– Хватит меня пугать! Прохладно просто… – раздается в ответ и без всякого перехода, тихо и задумчиво, – Зато ты пахнешь приятно.
Надо же! Хмыкаю и ложусь на всякий случай на живот, чтобы в самом деле не откинуться во сне назад и не придавить девочку.
Просыпаюсь. За окном уже светло, привычно птички на карнизе чирикают, приветствуя новый день. Одеяло немного сползло, зато… Ася наползла на меня наполовину, голову устроила на груди, рукой обхватила и бедром прижимается к боку. Мило вообще-то. Только сейчас проснется и опять будет лишняя суета, волнение.
Пытаюсь выползти из-под девчонки со всеми предосторожностями, как партизан под обстрелом, по сантиметру отвоевывая «свободу». Но она внезапно цепляется за меня, сминает в кулачёк футболку на груди, будто удобную подушку у нее отбираю. Приподнимаю на удивление тяжелые волосы, чтобы переложить сперва их. Но как-то без сноровки получается плохо - видно неудачно где-то тяну, и малышка начинает просыпаться. Тогда срочно притворяюсь спящим и, полуприкрыв веки, наблюдаю. Она потягивается, распахивает глазища и, от осознания ситуации, ее тут же подбрасывает, как от удара током. Аха-ха. Хорошо, что на этот раз я ни при чем. Сплю же.
ГЛАВА 17
АСЯ
Господи, как хорошо, что я проснулась раньше! Как только угораздило вот так, по-свойски улечься ему на грудь! Распласталась медузой, блин, пригрелась!... Но вроде не заметил. Дышит размеренно. Вон, как широкая грудь вздымается. А у меня под пальцами все еще ощущение этих, словно налитых свинцом мышц, такое отчетливое, будто ткань футболки – и не препятствие.
Поджав под себя ноги, всматриваюсь в безмятежное лицо, а мысли беспорядочно наскакивают одна на другую: он действительно переносил меня ночью? держал вот этими огромными ручищами с отчётливо различимыми венами? и прижимал к себе пока нёс… и пока спала – тоже? и разъяснял под утро сухо и лаконично по поводу… Ох! В голове сплошной кавардак!
Стас, шевельнувшись, проводит по одеялу и сонно приоткрывает глаза, а заметив, что я сижу над ним, вместо «доброго утра» высказывает пожелание: