– У тебя хорошее произношение, – меняет тему, указывая на учебник английского, которым я машинально постукиваю по коленям.
– Да, англичанка хвалит, и я дополнительно еще занимаюсь… – осекаюсь. А это он откуда знает?
Работа мысли на моем лице, кажется, доставляет собеседнику моральное удовлетворение, и он немного медлит, прежде чем продолжить:
– Помнишь, я плеер твой брал, там после музыки слова надиктованы.
– А-а-а.
– В свое время, два года отучился на инязе, бросил. Не получалось совмещать с бизнесом. А так бы, - озорно сверкает глазами, – может твоим учителем был бы.
Смешно. Вот уж чего точно не могу представить, так это его в роли моего учителя! Нагибаюсь вытащить запутавшуюся в шнурке кроссовка травинку, рассчитывая, что эта хитрость, помогающая спрятать саркастическую улыбку, не слишком очевидна. Надеюсь, ликующего: «Вау, было бы круто!» он по этому поводу не ждет?
– Эй, – легонько дергает за хвост на макушке, в месте, где тот перетянут цветными резиночками, и я выпрямляюсь – Ты сейчас не занята? Если нет, то давай пройдемся! Хочу кое-чем похвастаться.
Вообще-то я жду маму. Потому что опять (и в этом я ни за что не признаюсь), понадеявшись на Всемогущий Авось, то есть на приход папы на обед, совпадающий с окончанием уроков, осталась под дверью. Классная задержала, и теперь на улице мне торчать как минимум два часа… А еще есть хочется. Так сильно, что живот словно липнет к позвоночнику.
Но не слыша протестов, Стас уже поднимается, берет мою черную сумку и я, успев на ходу кинуть внутрь потрепанный учебник, вынужденно плетусь вслед.
Похвастаться? Любопытно, чем? А если снова…?
– Стас, – как бы между прочим, чтобы не выдать зарождающихся подозрений спрашиваю, со спины пялясь на широкоплечую фигуру, – а у тебя только одна татуировка?
– Неа… на заднице еще недавно сделал, – отзывается, продолжая большими шагами двигаться в сторону перекрестка между воинской частью и пожаркой, – Но посреди улицы раздеваться неудобно. Сейчас ко мне зайдем, покажу.
– Э-э-э, – врастаю столбом, невольно засматриваясь на упомянутую часть тела, на которой прямо скажем, отлично сидят черные джинсы и… краснею, а он, обернувшись, весело подмигивает:
– Повелась, что ли, перестраховщица?
У Стаса четко очерченные губы, сильно полноватая нижняя, и когда он так широко улыбается, улыбка выходит немного хищной… Красивый, уверенный в себе… и издевается надо мной, здоровый гад!
– Учителем он моим был бы!… – бурчу под нос, и громче:
– У нас учителя «задница» не говорят и татуировок у них нет!
– Слушай, давай быстрее! – возвращается назад, – А то ты так до вечера телепаться будешь, а мне не терпится, – парень неожиданно берет меня за руку, и моя ладонь будто уменьшившись, тонет в его. Мы как-то заворожено оба смотрим на этот фокус, и он проводит большим пальцем по внутренней стороне запястья:
– Такое тонкое, светится...
И, словно очнувшись, тянет вперед:
– Идем, чудо!
Но я упираюсь обеими ногами, и в этот момент, скорее всего, напоминаю строптивого ослика. Дергаю руку, и Стас рефлекторно сжимает сильнее.
– В чем дело? – досадливо морщится.
– Ну просто… здесь могут увидеть соседи, кто-то со двора. И если за руку… что-то не то подумают. – выдавливаю признание и щеки снова неуместно теплеют от румянца.
Осознаю, насколько для взрослого парня мои затруднения абсурдны, и как он далек от них, когда вижу на его лице широчайший спектр эмоций: недоумение, недоверие, задумчивость… Но ведь не вру. Родители, лояльно относящиеся к тому, что их дочь общительна и у нее куча разных знакомых, в этом случае неминуемо устроили бы допрос с пристрастием. А не хотелось бы!
Повторяю попытку высвободиться. И Стас, то ли потакая моей прихоти, то ли признавая правоту, со вздохом отпускает. Действительность тут же наглядно свидетельствует, что опасения были небезосновательны.
– Ася, у тебя все в порядке? – Сережа, Женькин брат, с решительно-мрачным видом останавливается в трех шагах, а его тон – у крайней границы вежливости.
– Конечно у нее все в порядке. Она же со мной, – цедит в ответ Стас.