Министр по делам культов недолговечной Мюнхенской Советской Республики в 1919 году, вскоре после этого столь отвратительно убитый Густав Ландауэр, первым и почти что единственным мероприятием своего ведомства запретил любые уроки истории в баварских школах. Тогда над этим смеялись. Сегодня это уже видится вовсе не настолько смехотворным, а завтра это возможно будет выглядеть пророчески. Впрочем, нечто подобное историческому опыту действительно также для индивидуального жизненного опыта. Очень часто сегодня это уже ложный опыт; большинство из того, что мы, старики, выучили в нашей юности, более не соответствует действительности. И можно предвидеть время, когда старики вместе с молодёжью должны будут ходить в школу.
Это всё звучит в некоторой степени обескураживающее. Я мог бы далее продолжать с перечислением трудностей, например, указав в качестве примера на совершенно новые болезни цивилизации, неврозы и дистонии, который Александр Мичерлих экспериментально диагностировал как болезни приспосабливания к прогрессу. Условия жизни отдельного человека подверглись столь быстрым изменениям, что его организм их просто не выдерживает. Но нет смысла видеть всё в чёрном цвете. Задачи приспосабливания и осмысления, с которыми нам противостоит прогресс, новы и ужасно трудны. Однако поскольку мы должны решить их, учитывая возможность смертной казни, нет смысла оценивать вероятность, что возможно мы не сможем их решить. Тут дело такое: нам следует, так что мы можем. Или, если позволите мне процитировать немецкого классика Фридриха Хёлдерлина: «Но там, где есть опасность, вырастает спасение». «Спасение»: мне представляется, что это должен быть дух точной науки. Как раз дух, который привёл в движение всю лавину прогресса. Если мы выдерживаем прогресс, хотим устоять в борьбе с ним, то тогда нам следует этот дух, который его развязал, призвать на помощь также в тех областях жизни, в которых он до того не вступил в свои права, дух бесстрастной рассудочности и любви к истине. Впрочем, это также и дух скепсиса и осторожности. Осторожность в особенности по отношению к ослепительным идеям, которым он не доверяет, пока они не проверены экспериментально, и по отношению к предубеждению и к так называемому здравому смыслу, которому он вообще не доверяет искать пути.
В науке ничего не происходит с насилием. И столь же мало помогают здесь гнев и сентиментальность, тщеславие и торжественность — менее всего. Если политика, мораль, культура, воспитание не отстают от науки, если они хотят справиться с миром, который они заново определяют, то тогда они должны перенять у науки лучшее. Я верю, что видны некоторые обнадёживающие знаки того, что они намереваются это делать, причём всё ещё стоит вопрос, будут ли они на этом пути продвигаться достаточно быстро. Возможно, что самый обнадёживающий знак этого, как ни комично это звучит — само распространение точной науки. Ещё сто лет назад научное мышление казалось привилегией небольшой образованной прослойки в нескольких прогрессивных странах. Сегодня формулы математиков и физиков стали своего рода скрытым языком человечества. Они не понимаются различно у желтых, чёрных, коричневых и белых, и одинаково безусловно, как само собой разумеющееся, признаются и коммунистами, и капиталистами.
Однако в этих формулах и в мыслительных процессах, которые за ними стоят, находится, как мне представляется, невероятное средство воспитания. До сих пор мы знали только, что они обеспечивают людям господство над природой. Возможно, однако, что это позволяет надеяться, что они могли бы помочь людям в нечто другом, а именно: в достижении господства над самим собой. Это был бы ответ на наши проблемы и возможно перспектива нового цельного мира, цельного мира прогресса. Другого ответа для нас больше нет.
(1969)
О будущем
Человек уже расправился с совершенно другими катастрофами, чем те, что изображают футурологические пессимисты.
«Будущее теперь также не то, чем оно было прежде» — я не знаю, кому принадлежит высказывание, однако это верные слова. Ничто не изменилось в последние десять лет столь радикально, даже именно встало с ног на голову, как наши представления о будущем. Они в последнее время меняются как мода.
В 1967 году в Америке вышла книга с многообещающим названием «Вы это будете переживать» с почти что ещё более многообещающим подзаголовком «Предсказания науки до 2000 года». В ней нам к концу столетия обещали своего рода рай на Земле — допустим, слегка искусственный, слегка зловещий, у многих людей даже несколько вызывающий страх рай. Национальный доход увеличится в пятьдесят раз, массовое общество потребления нынешних самых богатых стран станет нормой среднего сословия человечества, а самые прогрессивные страны войдут в стадию постиндустриального общества, в которой большинство людей будут заняты только лишь тем, чтобы заботиться о своём развлечении — а не заботиться о своём пропитании, как это происходит ещё сегодня.
Человек будет жить дольше, когда–нибудь возможно сто пятьдесят лет, и именно всё время в бодром состоянии; если он на некоторое время захочет прервать свою жизнь, поскольку она станет ему слишком скучна, то он просто впадёт в «зимнюю спячку», сначала возможно лишь на пару недель или месяцев, позже же, совершенно по желанию, на годы или на десятилетия. Посредством генетических манипуляций он сможет освободить своё потомство от нежелательных особенностей характера и слабостей; само собой разумеется, что он сможет выбирать пол своих будущих детей. Трёхмерным телевидением (как замечательно!) будет осчастливлено каждое домохозяйство, а домашними работами будут озабочены роботы, транспорт станет почти бесплатным, расстояния вообще будут упразднены. Правда, также никто ни от кого не сможет больше иметь никаких тайн, всё станет открытым и наблюдаемым, а возможности массового уничтожения, к сожалению, также неизмеримо вырастут.
Всё это ни в коем случае не было фантазированием и дикими умозрительными рассуждениями, всё это более того подтверждалось серьёзными учёными, не только как возможность, но скорее уже как достоверность; научные процессы, которые должны были привести к этому, были все уже на полном ходу. Их ещё могли прервать в крайнем случае атомная война или невообразимая природная катастрофа. Компьютеры просчитали предсказания и тем самым придали им авторитетность. И книга была украшена множеством внушающих уважение диаграмм.
Затем пятью годами позже, в 1972 году, появилась также в Америке (где же ещё?) также научная, также удостоверенная работой компьютеров, украшенная также множеством диаграмм книга под названием «Границы роста». Теперь всё было вдруг с точностью до наоборот. Не рай ожидал нас в 2000 году, а катастрофа. Человечество увеличилось в численности слишком быстро, производство продуктов питания не увеличилось соответственно потребности, пригодные для возделывания пахотные земли также больше не расширялись, миллионы — да что там миллионы! — сотни миллионов стали жертвами смерти от голода. Угля и нефти было недостаточно, да, их запасы подошли к концу; скоро мы станем снова радоваться, если у нас будет коптилка, чтобы освещать нас вечерами, и немного дров, чтобы при необходимости согреваться холодной зимой. Однако между тем мы скорее разрушим нашу бедную маленькую планету, «космический корабль Земля» нашими отходами и вредными веществами и сделаем её необитаемой. И в этом мы уже зашли настолько далеко, что вред собственно больше никак не может быть устранён. Катастрофа человечества была уже запрограммирована, уже в принципе была неотвратима. Если не в 2000 году, то она должна разразиться над нами самое позднее в 2025 году.