Как на это реагировал мужчина? Либо тем, что он стремился продлить возраст полового созревания вплоть до могилы, либо тем, что он пытался играть женщину: «Очень мало кто из нас до сих пор понял, что причёски под «Beatles", высокие техасские каблуки, брюки–дудочка с их выступающими ягодицами — всё это части одного и того же комплекса: великой деградации мужественности. То, что прежде выдумали гомосексуалы, теперь переняли собственно гетеросексуальные мужчины в качестве стратегии, посредством которой они хотят поставить на новую основу не только свои отношения к женщине, но также и отношения к самим себе в своих качествах как мужчины…»
Что ж, это называется изрядно бахвалиться, и настолько уж диким это собственно возможно всё же и не было в момент кульминации волны «Beatles», по крайней мере у нас здесь. Разумеется, следует помнить о том, что у Фидлера перед глазами американский образчик и что Америка, точно как и в случае сексуальной волны, всегда идет далеко впереди на том пути, где Германия как раз делает первые шаги. Но даже если Фидлер утрировал и как истинный американец хочет из веяния моды сделать мировой переворот, то пожалуй всё же есть зернышко правды в том, что он пишет.
Немецкий католический врач, Иоахим Бодамер, исходя из совершенно другой точки зрения, сделал совершенно подобные констатации и выразил совершенно аналогичные опасения. Правда, в отличие от Фидлера, он видит корень всего зла в технике, которая лишила мужчин души, мужественности: «Его преимущественно технические умения явно гипертрофированы за счёт качеств, которые прежде были непременными для определения и проявления мужественного». Но далее продолжается совсем как у Фидлера: «Мужские идеалы, такие как честь, рыцарское поведение, благородный образ мыслей, снисходительность и доброта не обязательны ни для среднего мужчины, ни для сомнительной элиты, поскольку они стали непрактичными, нереальными — из чего проистекает то, что определение и сущность мужественности претерпели изменение. Мы больше не знаем, что такое мужчина, поскольку у нас нет идеала, по которому мы можем сверяться».
Мне всё же, прошу прощения, это кажется немного преувеличенным. В конце концов, если на то пошло, мы знаем, что такое мужчина. Но то, что у мужчины как такового в настоящее время дела плохи, что он не знает наверняка, чего он хочет и что он должен делать, что часто он представляет из себя несчастную фигуру, и запросто самому себе, другим мужчинам и даже женщинам отчасти действует на нервы, короче говоря — что он, если в конце концов написать понятным газетным немецким языком, находится «в кризисе», что ни с того ни с сего появилось нечто такое, как «мужской вопрос»: в этом я соглашусь с Фидлером и с Бодамером. И у меня даже есть свои собственные предположения о причинах этого. По моему мнению, они не в технике, в автоматизации, в атомной бомбе или в противозачаточных таблетках — или, во всяком случае, не только в них. Мужчина будет ещё использоваться в качестве работника, возможно даже ещё при случае когда–то в качестве воина и совершенно определённо — как любовник, мужчина и отец. И ему всё ещё к лицу быть рыцарственным и добрым, и он всё ещё имеет кое–что от успешности в своей профессии. Но, правда, уже не столь много, как прежде. Всё — почти всё — сегодня устроено так, что мужчины получают от этого несколько меньше удовольствия, чем ещё совсем недавно. Требования возросли, а вознаграждения убавились.
А именно, мужчина, если наконец сказать откровенно — боюсь, что эта мысль прозвучит чрезвычайно шокирующее — стал жертвой мировой революции. Мировая революция, в которой мы живём уже более половины столетия, то есть с Великой Октябрьской революции в России 1917 года, это революция равенства, революция против всех привилегий, и она касается также и мужчины потому, что он ведь тоже принадлежал к привилегированному классу — а именно к привилегированному полу.
В начале нашего столетия мужчина, как известно, был ещё венцом творения, во всяком случае, он мог считать себя таковым, поскольку этого никто, за исключением пары суфражисток, серьёзно не оспаривал — а именно, чтобы сказать точно, им был белый и богатый, благородный и образованный мужчина зрелого возраста. Сегодня это несчастное создание в качестве белого в действительности уже более не в лучшем положении, чем цветной, в качестве богатого, видит бог, более нисколько не лучше неимущего, в качестве благородного уже давно нисколько не лучше буржуа, даже образованный более нисколько не лучше необразованного, и в качестве мужчины он также более нисколько не лучше женщины, да и даже как зрелый мужчина он нисколько не лучше молодого человека (или молодой женщины).