Им следовало теперь заново сориентироваться и каким–то образом встроить в свои планы неожиданное народное движение. Что было нелегким делом. Частично национал–социалистическое движение было им совершенно несимпатично. Патриотическое и национальное, новая «воля к оружию», страсть маршировать: это все, конечно же, приветствовалось. Однако революционное и неясно социалистическое в национал–социализме, впрочем также и антисемитизм и кроме того плебейское, совсем попросту — хулиганство: это также отталкивало и было опасным. Тем не менее, в качестве противовеса коммунистам, которые также становились угрожающе сильными, можно было бы каким–то образом использовать национал–социалистов. Все, начиная с Гинденбурга, далее Брюнинг и до Шляйхера, приглашали теперь к себе Гитлера, виделись с ним и вели с ним переговоры. Результат не был ободряющим. Гитлер был упрям. Он каждый раз требовал всей полноты власти. Впрочем он и не мог слушать собеседника, а принимавшие его исчерпали запас долгих речей и вообще признали его невозможным. До поры до времени с ним ничего не стали затевать. Однако на настоящее подавление, которое в 1930 году пожалуй как раз ещё и было бы возможным, также не могли решиться. Решение отложили на будущее.
И это также оказалось сравнительно лёгким, потому что Брюнинг теперь неожиданно нашёл новую помощь слева. Угроза Гитлера основательно испугала социал–демократов. Для них Брюнинг с его президентскими чрезвычайными декретами и его заносчивым авторитарным режимом стал меньшим злом, и они решили терпеть его. Социал–демократы, хотя и с уменьшенным влиянием, были всё ещё самой сильной партией, и с их поддержкой Брюнинг неожиданно получил большинство в рейхстаге. Он мог бы, прояви он к тому желание, создать теперь совершенно нормальное коалиционное правительство и управлять совершенно нормально парламентским способом. Однако он не желал этого, а прежде всего он не мог этого сделать. Его задачей ведь было произвести переход к новому авторитарному государству, и он чувствовал себя обязанным исполнить эту задачу. Толерантность со стороны социал–демократов он хотя и принял благосклонно, однако в целом он вёл себя высокомерно и отстранённо, и правил далее при помощи чрезвычайных указов президента, которые по содержанию преследовали всё более суровую политику экономии, причём число безработных постоянно росло и число избирателей, голосующих за нацистов, также росло, как показывали различные голосования в землях Германии.
В немецком понимании истории Брюнинг в настоящее время заслужил славу добросовестного и способного, пусть даже и сухого и неудачливого канцлера, а также последнего защитника республики. Таковым он как раз и не был. В действительности он был назначен первым ликвидатором республики, и даже если он не дошёл до того, чтобы исполнить это поручение, то всё же своим режимом чрезвычайных постановлений он постепенно отучил немцев от мыслей о конституционном парламентском правлении. Он был переходным канцлером, и у его режима благодаря толерантности посредством большинства в рейхстаге ещё была парламентская или полупарламентская наружная поверхность, однако в сущности это был уже президентский режим, получавший свои полномочия уже не снизу, а наоборот, сверху. Это очень отчётливо проявилось при его свержении.
Брюнинг был свергнут не рейхстагом. Там у него до последнего момента было большинство, даже если он его всего лишь «терпел». Он был уволен президентом, а именно очень жёстко и преднамеренно, поскольку Гинденбург больше не был им удовлетворён, а Шляйхер между тем решился на более резкий ход событий с новым, подходящим для этой цели канцлером. Это был Франц фон Папен, человек, которого до того не играл в германской политике никакой роли и для большинства немцев был совершенно неизвестен, хотя и был депутатом от центристской партии в прусском ландтаге. Этот аутсайдер, который и в своей партии находился в изоляции как правофланговый, 1 июня 1932 года Гинденбургом был назначен на должность канцлера по предложению Шляйхера, продвинувшегося до должности министра рейхсвера. Фон Папен образовал «кабинет баронов», провозгласил «полностью новый стиль государственного управления» и прежде всего снова распустил рейхстаг, не дожидаясь голосования по каким–либо мероприятиям.
«Полностью новый стиль государственного управления»: совсем уж несоответствующим это программное заявление Папена не было. Это безусловно был новый стиль. При Брюнинге демократически–конституционные формы правления хотя и были выхолощены, но всё ещё внешне сохранялись. Рейхстаг ещё регулярно заседал. За шесть месяцев правления Папена с 1 июня до 2 декабря 1932 года было двое выборов в рейхстаг, но лишь одно–единственное заседание рейхстага, на котором вновь избранный парламент подавляющим большинством выразил Папену вотум недоверия, однако вслед за этим тотчас же был снова распущен, без отставки канцлера, что тот должен был сделать в соответствии с конституцией. «Нерешительный» Брюнинг ещё уважал формально конституцию. Папен с самого начала вёл себя так, будто её больше не существовало. Он на полных парах приступил к реакционному государственному перевороту, который Шляйхер с Брюнингом спланировали ещё весной 1929 года, и для начала 20 июля 1932 года произвел удар по Пруссии. В этот день он просто сместил прусское правительство и при помощи военной силы изгнал министров из их министерств. Самого себя он сделал рейхскомиссаром Пруссии.