А Гитлер? Его Папен с самого начала планировал «купить», «ограничить» и «ангажировать». Всё это выражения, которые он использовал в отношении Гитлера — как до, так и ещё и после 30 января 1933 года. Для Папена Гитлер был маленьким человеком и карьеристом, если смотреть с высоты богатого большого господина. Гитлер вообще–то сам должен стать кем–то под Папеном, своего рода министром пропаганды, в крайнем случае даже вице–канцлером, чтобы при помощи его демагогических талантов привлечь массы к новому–старому аристократическому правительству. Но политически он хотел его обезвредить; сила национал–социалистов и их движение должны быть сломлены, а именно очень просто — одновременно с ликвидацией демократии. Эта сила в глазах Папена ведь покоилась просто на огромном числе голосов избирателей и мест в рейхстаге, которые удалось получить Гитлеру, и когда у него больше не будет рейхстага или же тот станет совершенно безвластным, тогда из голосов избирателей и мест в рейхстаге не выйдёт ничего. Тогда Гитлер может радоваться, если его «ангажируют» и всё ещё будут разрешать ему играть какую–то личную роль.
Так думал Папен, и он мог при этом полагаться на Гинденбурга, у которого была настоящая антипатия к Гитлеру и который неоднократно уверял, что «странный ефрейтор», как он его примечательным образом называл, никогда не будет назначен рейхсканцлером с президентскими полномочиями. После выборов 31 июля 1932 года, на которых Гитлер получил 37 процентов голосов избирателей и 230 мандатов в рейхстаг, Папен предложил ему пост вице–канцлера. Однако вождь отныне самой сильной партии отклонил предложение и потребовал пост канцлера, для чего Гинденбург его хотя и принял, но правомерно отчитал, даже не предложив ему стула. Отныне Папен надолго стал непримиримым врагом Гитлера, и тот нашёл, что его следует разок ещё немного поставить на место, так сказать слегка осадить. То, что в конце концов именно Папен сделает Гитлера канцлером, осенью 1932 года никоим образом ещё нельзя было предвидеть.
Сначала даже казалось, что расчёт Папена «осадить» Гитлера близок к исполнению. Выборы в рейхстаг 6 ноября 1932 года стали для национал–социалистов провальными. Хотя они и остались сильнейшей партией, однако потеряли два миллиона голосов и 34 мандата. НСДАП оказалась в кризисе; вследствие постоянной предвыборной борьбы у неё были большие денежные долги — то, что она тогда уже финансировалась крупным капиталом, это легенда — и в ней нарастал кризис. Звучали голоса, которые полагали, что настало время несколько умерить амбиции и возможно несколько ближе рассмотреть предложения об участии в правительстве.
Кто смог чутко уловить эти голоса — это Шляйхер. Он пестовал идеи расколоть национал–социалистов, для чего привлечь в правительство в качестве министра как раз не Гитлера, а его внутреннего критика Грегора Штрассера, левого национал–социалиста. Сам Гитлер оставался упрям, а упрямее всего был Папен. Он считал теперь, что пришло время распустить рейхстаг, в этот раз без назначения сроков повторных выборов, приостановить действие Конституции, для начала некоторое время править без Конституции и затем навязать силой новую, строго авторитарную конституцию. Если же возникнет сопротивление, будь оно со стороны меж тем также ставших очень сильными коммунистов, будь оно совместно от них и от национал–социалистов, то его должен подавить рейхсвер. Однако что касается рейхсвера — это был Шляйхер, а Шляйхер больше не участвовал в игре. Напротив, уже несколько недель, уже с октября, возможно уже с сентября он добивался свержения Папена.
Как это так? Он же сам отыскал безвестного Папена на роль канцлера, и государственный переворот, который теперь затевал Папен, в конце концов точно соответствовал старым планам Шляйхера, для которых прежде в качестве инструмента должен был служить Брюнинг. Почему он теперь вдруг обратился против Папена? На этом месте германская история, которая уже во всё время с 1930 до 1932 года в значительной мере была историей личностей, окончательно превратилась в роман. То, что разыгрывалось в декабре 1932 и в январе 1933 года, крутилось, как ни странно это звучит, почти исключительно вокруг личных отношений трёх человек: Шляйхера, Папена и Гинденбурга, с Гитлером в качестве выгодоприобретателя. Это по сути была драма ревности, политика стала фоном и предлогом.