Поучительно будет здесь сравнение с историей возникновения веймарской конституции. Часто говорится, что оба раза демократия в Германии была дитём поражения, и если рассматривать поверхностно, то это кажется естественным. Однако насколько сильно различаются исторические и психологические обстоятельства, которые скрываются за таким поверхностным обобщением! В 1918–1919 гг. поражение и разрушение государства, мирный договор и конституция по времени случились почти одновременно, и тем самым и для сознания они произошли одновременно. Чёрно–бело–красная [42] монархия прославилась впоследствии как высшее проявление силы и величественности, чёрно–красно–золотая [43] республика казалась неотделимой от поражения и унижения. Бесполезно объяснять, что Веймар всего лишь должен был расплачиваться за то, что устроил Потсдам [44]: определение в лучшем случае разума, чувство при этом остаётся глухим.
С 1945 до 1949 между национал–социалистическим поражением и демократическим новым началом лежали добрых три года — и что это было за поражение, что это были за годы! В этот раз не было места для легенды об ударе кинжалом в спину. Гитлеровская Германия сражалась до последнего, поражение было тотальным, и его последствия, которые каждый испытал на собственной шкуре в течение трёх лет, были ужасными. Какая система ответственна за обломки и пепел, голод и страдание — в этом не могло быть никакого сомнения, и её оправдание задним числом было основательно предотвращено, когда в 1948–1949 гг. было совершено демократическое возрождение. Это возрождение не сопровождалось, как за тридцать лет до того, опытом свержения. Напротив, после того как в течение трёх лет беспомощно находились в пропасти, начали теперь снова из неё выбираться: новая валюта, новая конституция, новое государство были первыми шагами вверх, и каждый это чувствовал. Веймарская конституция при её основании была окружена настроем национального разочарования, боннский Основной Закон — атмосферой новой надежды. Огромная разница для его перспектив на успех!
Разумеется, всё он не объяснял. Заслуги и удача должны как раз соединиться, и будет время кое–что сказать о конституционно–технических качествах Основного Закона, без которых не были бы столь блестяще преодолены политические кризисы последних лет и без которых и более счастливые обстоятельства его рождения едва ли уберегли бы его от судьбы Веймарской конституции. И здесь также помогает сравнение обеих конституций, что объясняет решающие преимущества Основного Закона. Это тем более уместно, поскольку ещё весьма недостаточно тонкого понимания структуры Основного Закона и его характерной самобытности; на вопрос, чем собственно боннская демократия отличается от веймарской, большинство людей лишь пожимают плечами. Для них демократия — это демократия. Однако отличия огромны.
Простейшее и самое основополагающее отличие пожалуй вот в чём: архитекторы веймарской конституции были оптимистами, отцы же Основного Закона скорее пессимистами. В Веймаре так сказать говорили вместе с Бисмарком: «Усадим Германию в седло, а верхом ездить она уж научится». В Бонне находились под свежим впечатлением того, что может из этого получиться. Веймарская конституция в своих существенных учреждениях — в законодательных инициативах населения и в референдумах, во всенародных выборах рейхспрезидента, в лёгкости роспуска рейхстага — показывает почти безграничную веру в демократический здравый смысл и в государственную гражданскую ответственность избирателей. Боннский же Основной Закон скорее несёт печать недоверия, его составители дули на воду [45]: у них был опыт того, насколько склонным к обольщению и неустойчивым в своих настроениях может быть избиратель, как легко демократия как раз вследствие неограниченной демократии может погубить себя, и они не хотели повторения этого. Веймарская конституция предполагала народ, состоящий из непоколебимых демократов и образцовых граждан. Боннский Основной Закон хотел быть демократической конституцией, которая может функционировать также среди ошибающихся и обольщающихся, несовершенных людей, он хотел защитить демократию также и от самого себя. При этом естественно возникли опасности и противоречия. Тем не менее это, вероятно, реалистический подход.
44
Потсдам: в данном случае имеется в виду то, что это была резиденция кайзера и короля Пруссии Вильгельма II.
45
Дословный перевод с оригинала «… его составители были обжёгшимися детьми…». Происхождение словосочетания относится к пословице «gebranntes Kind scheut das Feuer (буквально: обжегшийся ребенок страшится огня) ≈ обжёгшись на молоке, будешь дуть и на воду».