«Вероятно, вчерашнее прозябание на острых камнях их доконало. Может, они обморозились? Как же они в таком состоянии влезут на вершину?» — раздумывал я.
Кулуар вырисовывался в сокращенной перспективе. Видимо, мне поэтому и кажется, будто они все время топчутся на одном месте, объяснял я себе.
Потом все вы исчезли из виду, а я нашел себе товарища. Ко мне прилетел большой черный ворон. Он глазел на меня, выгребая из снега отбросы. Вечером я жег мусор, желая дать знать, что жив».
Рогаль в лагере IV:
«На перевале мы заночевали вшестером: Петр, Доктор, я и трое шерпов. Утром мы все отправились к японскому лагерю. Шерпы помогали нести снаряжение и продукты. Петр намеревался еще использовать шерпов на траверсе.
Большой сообщил нам по радиотелефону, что сардар уже готовится ликвидировать лагеря и договаривается с носильщиками о возвращении. При каждом выходе на связь он торопил нас, требуя, чтобы мы постепенно свертывали операцию. Вот-вот должен был начаться муссон! Мы приняли решение: двое шерпов спустятся вниз, а один пойдет с нами на вершину. Группа из четырех человек более четко слажена, а кроме того… как было бы здорово, если бы хоть один из шерпов, гражданин этой страны, ступил на вершину, еще раньше говорили мы друг другу.
Нам пришлось самим выбрать одного из них. Пасанг Дава не годился: его никто не любил. Джепа был самый обязательный, самый опытный, но он необходим как старший в двойке, сходящей вниз. Оставался Малый — Вангчу, самый тихий из них, спокойный, покладистый и, кроме того, проверенный: он уже побывал на высоте восьми тысяч метров.
— О'кей! — согласился он.
И двое шерпов спустились вниз. А мы, теперь уже вчетвером, направились в лагерь IV».
Вершина и всё остальное
Рассвет 26 мая. Я, кажется, никогда его не забуду… Для меня этот рассвет начался рано, гораздо раньше, чем он успел наступить. Я проснулся, когда было еще совсем темно. Лежал с открытыми глазами, со стиснутым горлом, ощущая тяжесть тревоги в груди.
«Эмоции или действие высоты? А может, просто страх?» — проносились в го лове беспорядочные мысли. Сегодня все должно решиться.
Надо мной белел толстый слой инея. При каждом выдохе изо рта вырывалось облачко пара. Наверное, страшный мороз. Я лежал в полнейшей тишине, надеясь, что еще не время вставать. Возле палатки заскрипел снег. Я услышал голос Рогаля:
— Весек, Марек, поднимайтесь! Уже пять!
Я стал дергать спальный мешок Весека.
— Что?.. Который час? — пробормотал он, еще толком не проснувшись.
— Пять. Пора подниматься!
Меня сразу же охватил холод. Дрожа от озноба, я надел свитер и зажег бутановую плитку, потом с трудом стал натягивать непослушные носки.
Весек присел на корточки возле горелки. Время шло. Мерзлый белый ком медленно превращался в молочный суп. Мы напились чаю, съели по сухарю. Еще три-четыре штуки печенья и конфеты на дорогу, и пора покидать палатки.
— Возьмем один рюкзак? Только пуховые куртки, запасные свитера и штурмовую порцию еды. — Я подавал Весеку продукты. — Первый раз налегке.
— Только не забудь петли и налобный фонарь, — напомнил он.
Снаружи царил холод. Над заснеженными вершинами забрезжил рассвет; лучи солнца выползли из-за «высотного». С порога нашей «турни» видны были только оранжевые гетры коллег, остальное заслоняла скала. Я неловко привязывал кошки. Весек уже разматывал верёвку, которой мы сегодня свяжемся. Парни вышли из палатки, повертелись вокруг, подошли к нам. Первый, второй, третий. «Только трое? Почему трое?» — подумал с тревогой.
— Что с Юзеком? — прохрипел я.
Из-за палатки выкатился желтый шар солнца, ослепив меня своим блеском.
— Юзек не пойдет, — донесся чей-то ответ.
Я подался ближе.
— Как это так?
— Он не может. Плохо себя чувствует. Он утомился, пребывает в полусне, с трудом удерживает равновесие. Мы с ним говорили, и он сказал, что не пойдет. Он сам это сказал.
Итак, свершилось! Вчера он сильно вымотался, но я не думал, даже не мог себе представить, что дело примет такой оборот.
— Что-то… серьезное?
— Кажется, нет. Но в таком состоянии он идти не может.
Мы покормили его, закутали в пуховые куртки. Палатка привязана к скалам, а Юзека мы с помощью блок-карабина свободно подстраховали к верёвке, которой закреплена палатка. Так он дождется нашего возвращения.