Такая атмосфера была в Кельне, в Гамбурге было несколько иначе. Гитлер там был намного менее популярен. Мне запомнился случай, когда в отель вошел какой-то приезжий и обратился к портье с нацистским приветствием: «Heil Hitler!» Портье со спокойным видом ответил ему традиционным «Guten Morgen» и начал после этого выяснять, есть ли свободные номера.
Несколько раз я расспрашивал знакомых экономистов — как тех, что занимаются наукой, так и публицистов, — об их отношении к гитлеровскому антисемитизму, явлению, которого и в помине не было в итальянском фашизме. Казалось, что они считают антисемитизм нонсенсом или, во всяком случае, сильным перебором. Однако они что-то там пытались доказать о захвате евреями банковского дела и заводов, ссылались на работы Вернера Сомбарта. Складывалось впечатление, что они стараются как-то смириться с этим, ведь как-никак, а антисемитизм — часть системы, которая, в отличие от классических экономистов, смогла побороть безработицу. Те из них, что вступили в национал-социалистическую партию, приспособились к этому пункту программы — борьбе с еврейством — без особого энтузиазма. Да и трудно себе было в то время представить, что из всего этого скоро возникнут печи для сжигания людей.
Из бесед, которые были у меня в Кельне, особенно запомнились несколько часов, проведенных с руководителем Гитлерюгенда[6] земли Шлезвиг-Голдштейн. Он как раз вернулся из Франции и с пренебрежением говорил о французах, которых считал разлагающейся нацией безо всякой воли к какому бы то ни было серьезному участию в жизни Европы. И мне трудно было с ним до некоторой степени не согласиться. Это был 1937 год, а всего за год до того немцы без единого выстрела заняли Рейнскую область, на что не имели никакого права ни по Версальскому договору, ни по подписанному Штресеманном[7] Локарнскому договору 1925 года.[8] Безусловно, оккупация Рейнской области затрудняла оказание Францией помощи Польше и Чехословакии в случае агрессии против них. Характерно, что этот французский подарок, фактически спасший положение Гитлера, был воспринят молодыми национал-социалистами скорее с пренебрежением, чем с пониманием. Этот паралич воли французского правительства в вопросе милитаризации Германии немало сделал для создания убежденности у немцев, что какой бы то ни было отпор со стороны западных держав агрессивным планам Гитлера очень маловероятен.
Любопытно, что многие гитлеровцы в разговорах со мною часто признавались, что они хотели бы иметь на своей стороне в их действиях по переустройству мира только два народа — поляков и югославов, ибо это — народы-воины. Правда, это было время, когда отношения Германии с Польшей были много лучше ее отношений с другими странами. Пожалуй, даже лучше отношений с Италией — ведь Гитлер считал для себя первостепенной задачей вопрос аншлюса Австрии, а Италия этого очень опасалась. Да и сам маршал Пилсудский был очень популярной фигурой в Германии, где помнили, что во время Первой мировой войны предводительствуемые им легионы воевали против России, и где все еще свежа была память о его комплиментах в адрес германской армии, высказанных в Женеве в Лиге Наций. Видимо, все это вызвало некоторую растерянность у Штресеманна, основой политики которого было избегание любого упоминания о немецком милитаризме.
Перед самым отъездом из Германии я заехал в Берлин, где был приглашен на Bierabend (вечеринку с пивом), организованный ректором Берлинского университета в честь моей лекции о польской аграрной политике. На этом вечере, куда также был приглашен наш посол в Берлине Липский, я сидел рядом с майором немецких ВВС. Он мне напоминал чем-то ветерана Первой мировой войны. Я его спросил, чем вызван его интерес к аграрным вопросам. На что он ответил, что на вечере представляет геринговское министерство авиации и что они у себя в министерстве сейчас интенсивно изучают территории Восточной Европы. От этих слов мне почему-то сделалось не по себе. Позже, во время сентябрьского наступления, проходя по разгромленному немецкому аэродрому, я живо припомнил себе эту нашу беседу.
Общая черта Германии того времени, с первой же минуты бросавшаяся в глаза, — огромное число людей в мундирах, причем не только военных, но и членов и сотрудников различных партийных учреждений. Очень часто можно было увидеть на вокзалах группы мужчин среднего возраста, с выпирающим брюшком — коричневые форменные нацистские рубашки особенно подчеркивали это, — отправляющихся на очередные военные учения. Мой коллега, виленский еврей, долгое время живший в Берлине и встреченный мною потом в Вене, как-то сказал мне, что особую радость немцам доставляет марширование строем и безоговорочное выполнение команд, безо всякого их осмысления. Мне эта черта немецкого характера представлялась каким-то извращением, превращением из живого человека в послушный автомат. Русского надо запихивать в строй, немец спешит в него по доброй воле. Гитлер предоставил немцам замечательную возможность сколь угодно заниматься этим извращением. Конечно, прежде всего эти мои выводы относятся к пруссакам, западных и южных немцев я наблюдал гораздо меньше. Пожалуй, методы Фридриха Великого оставили следы на многих поколениях немцев; и поныне в Германской Демократической Республике процветает любовь к традициям прусской муштры и коллективных гимнастических упражнений.
6
Гитлерюгенд (Hitlerjugend) — молодежная организация в гитлеровской Германии, занимавшаяся воспитанием молодежи в духе национал-социализма. Была разделена на юношескую и девичью секции. (Прим. переводчика.)
7
Густав Штресеманн (1879–1929) — германский дипломат и политический деятель. В 1902–1918 годах был председателем Союза германских промышленников, в 1907–1912 и 1914–1924 годах — депутат Рейхстага, в августе — ноябре 1923 года — рейхсканцлер, в 1923–1929 годах — министр иностранных дел. Выступал за сотрудничество с СССР, подписал с СССР Торговый договор 1925 года и Договор о нейтралитете и ненападении в 1926 году.
8
Локарнские договоры были подготовлены на проходившей 5–16 октября 1925 года в Локарно (Швейцария) конференции министров иностранных дел Бельгии, Великобритании, Германии, Италии, Франции, Польши и Чехословакии; подписаны 1 декабря в Лондоне. На конференции было парафировано девять документов, наиболее важен из которых Рейнский гарантийный пакт, обязывавший подписавшие его страны сохранять в Европе границы, установленные Версальским мирным договором, и соблюдать условия демилитаризации Рейнской области.
Были также подписаны франко-польский и франко-чехословацкий договоры, по которым Франция обязалась предоставить помощь Польше и Чехословакии в случае нападения на них Германии. Правда, оказание помощи обуславливалось согласием на это Лиги Наций. 7 марта 1936 года Германия в одностороннем порядке денонсировала Рейнский гарантийный пакт и ввела свои войска в Рейнскую область.