…Встречи с Мартином Викрамасингхе всегда были интересными, но больше всего запомнилась эта. Мы пришли к нему без предупреждения: ланкийский художник Джаянта Премачандра и я. Мартин сидел за рабочим столом и с одним из помощников читал гранки своей новой книги. Он пожаловался нам на ухудшение зрения, на плохую работу наборщиков. Рукопись книги, переписанная набело дочерью, теперь прислана обратно вместе с гранками, в которых уйма ошибок, — вот и приходится выправлять.
Мы начали беседу, а Джаянта Премачандра примостился в стороне, достал бумагу, карандаши и стал делать эскизы к будущему портрету писателя.
Разговор зашел о трудностях и своеобразии писательского труда, о роли и месте писателя в обществе, о русской литературе и ее влиянии па Востоке.
— Великие русские классики, — заявил Викрамабингхе, — ввели в русскую литературу беспощадный реализм. В своих произведениях Салтыков-Щедрин, Толстой, Чехов, Горький показали распад современного им общества и этим подготовили Россию к борьбе против капиталистической эксплуатации, к социалистической революции. Явившись лучшими творцами русского романа, они игнорировали устоявшиеся принципы его построения, общепринятые в Европе XIX века.
Я сказал Мартину Викрамасингхе, что недавно прочитал аналогичное мнение о романе в книге Михаила Пришвина. Он вовсю ругал писателей, которые считали написание романов несерьезным занятием, своеобразным отхожим промыслом. Русские же романисты, по мнению Пришвина, начиная с А. С. Пушкина, стали писать романы, «вытаскивая на свет божий всю подноготную русской жизни, корни самой русской жизни». Этим и обессмертили они свое имя.
— Однако на Западе, — заговорил Викрамасингхе, — время от времени появляются литературные критики, которые упрекают выдающихся русских писателей за несовершенство формы их романов и повестей, зато, что они не придерживались определенных, общепринятых на Западе канонов и литературных форм. Так, один «писатель» — кажется, его имя Перси Лаббок — написал огромный том с критикой Льва Толстого. По словам этого горе-критика, в толстовских «Войне и мире», «Анне Карениной» сложено вместе по два-три романа и строго не выдерживается сюжетная линия.
— Видимо, некоторые хотят стать известными путем сожжения храмов, — вставил я.
— Да, — подтвердил Мартин. — А по-моему, это право писателя избрать форму для своего произведения.
И тут он повторил мысли, аналогичные тем, которые были в дневниках Пришвина о сюжете. Свою аргументацию Пришвин построил на разборе чеховской «Степи». Можно сюжетом объединить предметы, писал он в дневниках, а можно просто любовью к родной земле и людям, как сделал это Чехов в «Степи». И далее: «Тем-то и очаровательна «Степь», что в ней нет сюжета, как механического приема, в том смысле пет сюжета, что лучше вовсе ему не быть, если он не живой…»
— Чехов заметил, — продолжал Викрамасингхе, — поскольку нет начала и конца жизни, постольку нет начала и конца рассказу об этой жизни. Удивительно точно сказано! Но ведь так могли бы написать и буддийские или индийские писатели и мыслители, взгляды которых на жизнь и искусство, как видим, в чем-то совпадают с взглядами классиков русской литературы. Чтобы добиться успешного развития сингальского романа, основанного на традициях, заимствованных нами из прозы и поэзии языка пали, сингальских народных сказов о жизни деревни, наши писатели должны изучать русский роман. Это знакомство, я уверен, даст им возможность освободиться от западного влияния и рабского подражания старой санскритской литературе.
О значении русской литературы Мартин Викрамасингхе мог говорить часами и со знанием дела. Это любимый предмет его литературоведческих исследований, который нашел отражение в книгах и статьях, таких, например, как «Буддийские джатаки и русский роман» (1956), «Русский роман» в книге «Буддизм и культура» (1964), «Революция и эволюция» (1971) и другие. Громадные достижения русского романа, говорил он, стали возможны не только благодаря творческому гению русских писателей, но еще и потому, что русские писатели всегда были в гуще жизни своего народа и черпали у него свое вдохновение.
Любовь и симпатии родоначальника современной сингальской литературы к Советскому Союзу, к советским людям безграничны. Он не скрывает этого. Об этом он говорит открыто в своих публичных выступлениях, в своем творчестве. Писатель неоднократно посещал Страну Советов. Несмотря на свой преклонный возраст, недавно вместе с Премой он вновь побывал в СССР, правда на этот раз для лечения глаз. Даже находясь длительное время в больнице, лишенный возможности поездить по стране, он тем не менее смог отмстить то новое, что произошло в СССР.