В Германии мой отчим попал на ферму под Фрайбургом. Выросший в деревне, к сельскому хозяйству он был совершенно равнодушен. Его отец, сам мало приспособленный к крестьянской жизни, часто повторял сыну: «Тебе, Павлуша, в город надо ехать учиться. Ты тут совсем не нужен».
Немецкий фермер приставил его ухаживать за лошадьми.
Вместе с ним работали югославы. С одним из них невестка хозяина закрутила роман. Узнав об этом, её муж офицер написал отцу с фронта письмо с просьбой всех работников изгнать со двора.
Папа рассказывал, как плакали привыкшие к нему хозяйка и маленькие дети.
Его отправили в Штутгарт добывать уголь. Белокурый, голубоглазый, стройный, он выглядел настоящим тевтонцем, и немцы его выделяли среди других заключённых и иногда подкармливали бутербродами и фруктами. Но от недоедания и тяжёлой работы в шахте он заболел фурункулезом. Вылечил его польский врач, работавший в санчасти.
Первые американские танки въехали в лагерь, когда немцы его уже покинули. Пленных поили ромом и кормили шоколадом, бисквитами и сосисками. Заключённым предложили поехать в Америку. Многие соглашались. Павел решил вернуться домой.
Американцы снабдили бывших узников всем необходимым: костюмом, рубашкой, галстуком, обувью, сухим пайком, бритвенным прибором и даже туалетной бумагой. Когда они прибыли на Родину, их встретил военный патруль. «Первое, что меня поразило, – рассказывал папа, – что ни один них не улыбнулся, никто не только не поздравил с возвращением, но даже не поздоровался. Вырвали из рук чемоданы, сорвали с нас пальто, галстуки и шляпы… Некоторые бежали обратно в вагоны и их расстреливали на месте. Даже если бы я знал, что меня здесь ждёт, я бы все равно вернулся к своим, не на чужбине же оставаться».
В военной прокуратуре бывших пленных с пристрастием допрашивали, после чего некоторых отправляли в Сибирь.
Моему папе повезло. В карантинном лагере офицер оказался нормальным человеком и бывших пленных отправлять по этапу не спешил. К тому же Павел сумел сохранить выписку из сельсовета, которую прятал все четыре года в подошве ботинка, не теряя надежды на возвращение на Родину. Поэтому к нему отнеслись лояльно и отправили на Урал учиться.
После встречи с мамой он перевелся на заочное отделение Политехнического института и, закончив его, до самой пенсии проработал на металлургическом комбинате…
Моя бабушка по отчиму, Анна Максимовна, была святым человеком. Во время войны у неё в хате немцы стояли, а она на чердаке двух еврейских подростков прятала. Господь наградил бабушку за её доброту, и она дождалась всех своих детей.
Старший сын от первого брака, Иван Степанович, прошёл две войны – финскую и отечественную. Во время финской его отправили в разведку. Напарника по пути обратно в часть подстрелил снайпер. Иван Степанович взвалил его на спину и понёс через замёрзшее Ладожское озеро. Когда он дошёл до санчасти, напарник был давно мёртв.
В апреле 1945 года его часть освобождала Кёнигсберг. В этом же городе на принудительных работах находилась его молодая жена, угнанная немцами в первые месяцы войны. Он бросился искать свою Лидочку. Тяжёлые испытания так их изменили, что они пробежали мимо, не узнав друг друга.
Иван Степанович много рассказывал о войне, но одна история особенно запала мне в душу. Осенью 1941 года его военная часть оказалась транзитом в Ленинграде. Накануне отправки на фронт всем офицерам выдали «паёк» – сукно на униформу, новые сапоги, консервы, шоколад, водку и сигареты. В городе у него не было ни друзей, ни родственников. Взяв пакет под мышку, он пошел гулять и оказался на маленькой улочке, с примостившимися по обеим сторонам домиками. Ворота одного из дворов были настежь распахнуты. Мужичок лет пятидесяти колол дрова. До поезда оставалось еще много времени, и Иван Степанович решил ему помочь. Дело закончилось застольем.
– Хорошие вы люди, – сказал Иван, – хочу вас отблагодарить. Дали мне офицерский паёк. Примите его, пожалуйста.
Когда пришло время прощаться, хозяйка, перекрестив его, сказала:
– Возвращайся, Ванечка, живым и невредимым.
Так, с её благословением, он отправился на фронт.
Как-то, будучи в командировке в Ленинграде, лет через пять после победы, он решил найти маленький домик с его гостеприимными обитателями. Долго плутал по улочкам. Вдруг видит распахнутые ворота. Заглянул во двор – тот же мужичок рубит дрова. Правда, постарел, поседел как лунь. Встретил Ивана объятиями, со слезами на глазах. Зашли в дом. Выпили по чарке. Иван Степанович спросил: