В Москве положение Леонида Ильича заставило моего отца взять слишком высокую планку, осилить которую он просто не мог. Леонид, назначая его на ответственные посты в престижных заведениях, таких как Комитет по науке и технике, Министерство чёрной и цветной металлургии, сам того не желая, фактически погубил в нём специалиста и личность.
Вскоре в одном из писем отец сообщил: «Копию с твоей трудовой книжки снял, справку от медиков по форме 286 достал, в институт заявление написал и расписался за тебя. С документами у тебя всё в порядке». В этом малозначительном факте уже просматривалась всемогущая рука «брата Брежнева». Фамилия эта, как волшебное слово, как пароль, действовала безотказно ещё до вступления моего дяди на пост генерального секретаря.
Успокоив родителей и пообещав, что мы будем видеться часто, я вернулась в Москву. Отец заранее договорился со старым приятелем Леонида Ильича Мироном Денисовым, штурманом «Аэрофлота», чтобы меня доставили из Днепропетровска в целости и сохранности.
Спецсамолёт, на котором я летела, предназначался для партийных сановников местного разлива, для их родственников, высокого начальства и почётных гостей. Рейс был, само собой разумеется, бесплатный.
Рядом со мной оказалась милая пожилая пара. Старичок сосед, отрекомендовавшийся Ванюрочкой, смешно изображал сцены ревности своей добродушно улыбавшейся жены. Я смеялась до слёз. Бабулька в свою очередь с неподдельным негодованием уличала мужа в том, что тот молодится, убавляя себе годы. «Ему девяносто три, а не восемьдесят восемь, как он всем болтает!» – возмущалась она.
Отец поселил меня в лучшей по тем временам гостинице «Москва» на восьмом этаже в номере люкс по брони ЦК. Тут же примчалась горничная, впоследствии надоевшая мне навязчивым вниманием.
Совсем было смирившись с перспективой гулять по Елисейским полям в качестве переводчика, я, как это часто случается с глупыми молодыми девочками, мнящими себя красивыми и талантливыми, вдруг возмечтала об актёрской карьере. Участвуя успешно в школьных спектаклях и занимаясь в драмкружке при городском Дворце металлургов, полагала, что опыта у меня предостаточно.
В свои приезды в Москву мне приходилось общаться с известным и очень популярным актёром Николаем Черкасовым, с которым отец был дружен.
Однажды мы сидели с ним за столом в Доме актёра, ужинали. Будучи интеллигентом, он обходился со мной, молодым самоуверенным убожеством, как с равной. Отец, мягко выражаясь, не очень благосклонно относившийся к моей актёрской мечте, сказал, обращаясь к Черкасову:
– Коля, объясни этой дуре, какая её ждёт жизнь. В актёрки рвётся.
Николай Константинович Черкасов, явно ему подыгрывая, стал рассказывать, через какие трудности мне придётся пройти, прежде чем я доберусь до сцены.
– Например, – сказал он, улыбаясь, – таким девочкам, как ты, приходится спать с такими взрослыми дядями, как я.
– Ну, это не самое страшное! – искренне сказала я.
Отец от моего ответа чуть со стула не упал, а Черкасов засмеялся и неожиданно сердечно и крепко меня обнял.
В Дом актёра съезжалась богемная Москва. Здесь назначались встречи – деловые и личные. Мне нравилась весёлая и по-домашнему уютная обстановка. Ужинали часами, не спеша. Блюда были отменные: запечённые в сметане шампиньоны, осетрина по-польски, солянка на потрошках. В те времена можно было вкусно и дёшево поесть.
Завсегдатаи знали друг друга годами. Как в любом светском обществе, сплетничали, но не зло, а так, для удовольствия: кто с кем спит, кто от кого ушёл, кто кого подсидел, кто бездарен, но имеет «длинную волосатую руку».
По залу шло движение – ходили от столика к столику. Я, полагая себя без пяти минут актрисой, наблюдала из своего угла за популярными звёздами – Мишей Козаковым, Олегом Табаковым, Евгением Евстигнеевым… За нашим столом чаще сиживали представители старшего актерского поколения – Михаил Жаров, Эраст Гарин, Борис Андреев. Иногда подгребал Петя Алейников, как всегда, навеселе.
Эраст Гарин, великолепно исполнявший роли королей-дураков, был среднего роста, щупленький, с вечно удивлённым лицом. Ругался он, будучи «под мухой», виртуозно. Андреев увещевал его по-своему:
– Что ж ты, Эрашка, твою мать, не видишь, что перед тобой девушка, твою мать, сидит, непотребными словами выражаешься!
Эраст, делая испуганное лицо, прикладывал руку ко рту:
– Виноват-с, б…ь, прошу прощения.