– Я привык сдерживаться, – закрыла рукавом татуировку Ульяна, продолжая дрожать.
– Понимаю. Ты хорошо справился. Я ожидал увидеть истерику.
– Вы знали, кто родится с самого начала.
– Да, поэтому и взял тебя с собой. Ты должен понимать, с чем столкнешься. Наш мир жесток.
– На его месте могли быть вы!
– Моя история отличается от всех слышанных тобой, я – другой,– глубоко затянулся дымом Мак. – Меня очистили взрослым.
У Ульяны глаза округлились от удивления.
– Твое выражение лица бесценно!
– Я не верю в исправление… садистов и убийц.
– Не верь, – ухмыльнулся Мак, выпуская ей дым прямо в лицо. – Все мы немного чудовища. Но некоторые научились сдерживать своего зверя. Не так ли, Ночной скиталец?
– Ночной скиталец? – нахмурилась Ульяна.
– Вижу, новости не читаешь и не интересуешься собственными «подвигами», значит, не ради удовольствия и развлечения это делал. Такое прозвище тебе дали за ту бойню, что ты устроил в рабовладельческом центре.
– Не вижу связи…
– Тебе дали имя в честь одного древнего и жестокого духа, который убивал похожим способом. Только твоя игла могла не оставить никаких следов…
Ульяна молчала и недобро смотрела на курящего Мака.
– Мне нет дела до того, кому ты мстишь и за что. Главное, чтобы ты моих пациентов не начал убивать. И мне плевать какого ты пола, но вот то, что ты – безумный маньяк, меня беспокоит…
– Как получилось, что вас очистили взрослым, хаит? – сменила опасную тему Ульяна.
– Упал в сердце леса.
– Вы… видели сердце леса?
– Скажу больше, я их уничтожал вместе с создателями леса. Было легко убивать молодых создателей леса, которые при всей своей огромной силе не могли себя защитить из-за малого боевого опыта, – он с намеком посмотрел на неё. – Но одного из них… я недооценил. Его звали Шоро. Он не стал сражаться, понимая, что не выстоит, и подпустил меня к сердцу леса, а затем просто столкнул… с тех пор, моя жизнь кардинально изменилась. Это должно было убить меня, но… я выжил.
– Что произошло?
– Я не помню, знаю только, что это… изменило меня, хотя у меня сохранились воспоминания моей прошлой жизни, но что-то словно встало на место. Я помню свой ужас от осознания, какое я чудовище.Пришлось даже менять внешность и обрывать старые связи, уж слишком много было желающих меня прикончить.
– Я понимаю, зачем вы мне все это рассказываете. Вы знаете, что я вас не сдам, иначе вы сдадите меня. Но… что за умысел кроется за вашим признанием?
– Ночной скиталец не ограничен рамками морали, у него есть то, чего нет у меня и у Алексея. Свободы действия. Ты думаешь, мне нравится списывать детей, как какой-то мусор? Все, что интересует мой народ и ваш народ – их жизненные камни. Из них изготавливают талисманы, их используют в снадобьях, даже вставляют в светильники… но только вдумайся, сколько детских жизней за этим стоит. Но всех, всё устраивает. Нежеланные дети насилия, чудовища, у которых одно будущее: вырасти садистами и моральными уродами.
– Как же те, кто взялся очищать жизненный камень?
– Проблема в ускоренном старении и в том насколько мучительная смерть ждет «героя», рискнувшего взяться за очищение. И не факт, что хватит жизненной силы, чтобы очистить камень.
– И что нужно делать, чтобы исправить ситуацию?
– Ставить эксперименты на жизненных камнях живых тэасов, чтобы разобраться в механизме очищения. Официально любое вмешательство в жизненный камень еще живого ребёнка под запретом. Любое неосторожное действие и жизненный камень теряет силу, а ребёнок умирает.
– Я не пойду на это, – отвернулась Ульяна.
– Я ничего не предлагаю, – откинулся на спинку Мак. – Но я бы не хотел, чтобы твой дар умер вместе с тобой. Сколько тебе на самом деле? Ты ведь еще совсем молод.
– Одно дело убивать взрослых, но другое… детей.
– Ты и так сегодня подписал смертный приговор одному младенцу. Или тебе важно, делаешь ты это сам или кто-то другой выполняет за тебя грязную работу?
– Почему нельзя ставить опытф на взрослых? Например, на пленниках?
– Материал не гибкий, да и всех пленников и так на эксперименты пускают, если удается их живыми взять. Взрослого красного тэаса нелегко захватить в плен. Они если чувствуют, что не могут сбежать, сами себя взрывают, что делают добычу пленных крайне тяжелой задачей.
Мак закурил еще одну трубку.
– И знаешь, очень удачно, что с твоей «женой» спит Иро. Интересно, во сколько раз он увеличивает ее силу? И еще интереснее, насколько сильнее становится он сам?
Ульяна очень зло посмотрела на Мака.
– Что? Будь я женщиной, я бы тоже лег под хранителя. Иро самый могущественный и старый хранитель, посильнее любого отца леса будет. Раньше я думал, что его бабы вообще не интересуют, никто никогда не слышал, чтобы у него рождались дети. И я очень удивился, когда случайно застал Иро… в процессе. И еще больше удивился, что твоя «супруга» не отравилась его магией.
– К чему вы клоните, хаит?
– Я видел, как быстро заживали его раны… он твоей «жене» должен услугу за ее дар исцеления. Можно использовать его как телохранителя, если надо будет отправиться, например, на охоту за пленниками или за редкими травами, которые растут на вражеской территории…
– Мне не нравится этот разговор, хаит. Я устал и хочу домой, – очень зло ответила Ульяна.
Мак с насмешливой улыбкой пустил кольцами дым и больше тему не поднимал.
– Пожалуйста, не надо! – заплакала Оля. – Уля не могла на такое пойти!
«А ты бы на что пошла ради своих крошек? Разве у Ульяны не было причин, чтобы так поступить?»
– Это слишком ужасно!
Но видение уже предстало перед глазами и Оле пришлось смотреть, как Уля билась в истерике, обнимая старшего сына.
– Жахо, уведи их, – кивнул на Костю и Мирослава Дахот.
Когда мальчики покинули помещение, Дахот присел рядом с Сашей и посмотрел на его грудь, где краснел не очищенный жизненный камень.
– Маленький кхтулух, – зло произнес Дахот.
– Его дразнили, – плакала Ульяна. – Я не думал, что он на такое решится!
– Дети бывают наивны и глупы! А ты куда смотрела?! Как он умудрился достать из тебя камень?!
– Я пришел уставший! Ты думаешь легко работать в две смены?! У нас людей не хватает! Можно ли что-то сделать?! Вы… вы… можете провести его через сердце леса… он исцелится, как исцелился Мак…
Дахот отрицательно покачал головой.
– Лес не даст такого разрешения. Будет… милосердней его убить.
– Нет…
– Так будет лучше для вас обоих! Ульяна, он начнет меняться! Это уже будет не твой сын, а чудовище!
– Я сам решу, что делать с моим сыном! Не смей прикасаться к нему, раз не хочешь помочь мне!
– Я не ждал, что ты меня услышишь… в общем, ты знаешь как меня позвать. Но советую, держать его на привязи, а пока… я заберу твоих детей. Лес не станет рисковать их жизнями из-за твоего безрассудства.
С этим словами он исчез, оставив плачущую Ульяну наедине со своим горем.
После ухода Дахота у Ульяны случился нервный срыв. На спрятанного в лаборатории сына она не могла смотреть без слез. От горя её посещали мысли о самоубийстве.
– Я должен все исправить! – говорила она себе каждую минуту и каждый день.
Как одержимая Ульяна начала искать способ спасти сына. Перерыла всю библиотеку в поисках лекарства, но во всех книгах авторы твердили, что очистить камень невозможно. Она не желала им верить и мириться с потерей сына.
Страшное решение созрело, когда её тайно позвали принять роды у дворянской дочери. Родители девушки умоляли волшебника не раскрывать их секрета и сразу же уничтожить скверну. О какой скверне шла речь Уля, поняла, когда обмывала пищащего младенца с красным камнем в груди. По правилам она должна была передать о случае в академию, как поступали другие волшебники, которые не могли сами уничтожить зло.
Ульяна никому ничего не сообщила и забрала младенца с собой в лабораторию, где начала экспериментировать над его жизненным камнем. Через час ребёнок замолчал навсегда. Сжигая в печи мертвое тельце, Ульяна не сводила взгляда с всепоглощающего пламени. В ушах стоял крик младенца, но остановиться она уже не могла.