Кишан Прасад ушел в полночь, но его уход не был сигналом к уходу для других гостей, так как вечеринка по вторникам редко заканчивались раньше трех, а иногда и четырех часов утра. Но как раз перед тем, как часы пробили час, комиссар, успешно прошедший через компанейскую, любвеобильную, драчливую и слезливую стадии опьянения, в итоге совершенно лишился соображения; и как будто он ждал этого, Алекс поставил недопитый стакан, бросил карты на стол и поднялся.
— Куда вы уходите, Алекс? — спросила миссис Коттар.
— Спать, — кратко ответил Алекс. — Как следовало бы и всем вам.
Невероятно, но он сумел избавиться от них. Винтер не знала, как он это сделал, но через четверть часа уехала последняя карета, и остался один Алекс. Он задумчиво посмотрел на храпящую тушу комиссара, потом на Винтер и спросил:
— Не нужна ли вам какая-нибудь помощь?
Винтер не была вполне уверена, что он имел в виду, но решила выбрать самое очевидное истолкование его и сказала несколько сдавленно:
— Вы не должны беспокоиться. Измаил поможет ему добраться до кровати.
Алекс едва заметно пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, когда она его остановила.
— Капитан Рэнделл…
Алекс обернулся.
— Миссис Бартон?
Винтер сказала:
— Вы знали о том, что сегодня должен прийти Рао-сахиб?
— Я слышал, что он может быть.
— Поэтому вы остались сегодня?
Алекс посмотрел на нее, приподняв брови.
— Моя дорогая миссис Бартон, я был здесь сегодня, потому что ваш муж меня пригласил.
— Но вы бы отказались, если бы не подумали о том, что может прийти Рао-сахиб.
Алекс снова пожал плечами:
— Может быть. Почему вы спрашиваете?
— Зачем вы хотели его видеть?
Ленивый взгляд Алекса на несколько секунд задержался на ней, и потом он сказал:
— Потому что так получилось, что он интересовал меня. Для всего, что делает Кишан Прасад, есть причина, и это всегда одна и та же причина. У этого человека только одна мысль.
— Какая мысль?
— Моя дорогая девочка, — сказал Алекс с внезапным нетерпением, — вам это прекрасно известно, не хуже, чем мне. Однажды вы видели его лицо, когда мы проезжали мимо останков того транспорта. У него в жизни лишь одна цель: свергнуть правление компании. И чтобы достигнуть этого, он готов, если необходимо, своими собственными руками перерезать горло любому белому человеку в своей стране — с одним возможным исключением.
— Вы подразумеваете меня? Но вы считали, что он приказал тем людям убить вас. Вы так ему и сказали! Это вы хотели сказать, не правда ли?
Алекс покачал головой.
— Нет. Намеренно он не отнимет у меня жизни и не будет строить заговора против меня, потому что однажды я сделал серьезную ошибку и спас его жизнь. Но если за это возьмется кто-то еще, это будет совсем другое дело.
Винтер резко опустилась в кресло. Посмотрев на него, она спросила:
— О чем вы говорили? Это было похоже на обычный разговор, но это не так, верно?
Алекс опустился на диван напротив нее и засунул руки в карманы. Медленно он произнес:
— Не совсем. Я думаю, что он намеревался оказать вам услугу — или мне — и что он достаточно уверен в себе, чтобы позволить себе сделать это. Может быть, он прав.
Винтер сказала:
— Я не понимаю, — и Алекс взглянул на нее сквозь опущенные ресницы.
— Вполне допускаю. Вы собираетесь в горы эти летом?
— Нет.
— Я думаю, что вам следует поехать, и сделаю все, что в моих силах, чтобы вы так и поступили. Вы так стремитесь остаться? — Его взгляд обратился к дивану в дальнем углу комнаты, где лежал и храпел ее муж.
— Да, — сказала Винтер, смотря на его профиль в свете лампы.
Это ли имел в виду Кишан Прасад? Хотел ли он сказать, что в следующие месяцы в Лунджоре могут случиться волнения? Но если это было так, как она может уехать в горы, зная, что Алекс остается в Лунджоре?
Она почти неслышно сказала:
— Бывают времена, когда… так не хочешь, чтобы тебя отсылали.
Алекс неправильно истолковал двусмысленные слова. Он резко обернулся, его губы вдруг побелели.
— У вас будет ребенок? — спросил он.
Винтер не пошевелилась, но он увидел, как замерло ее лицо, и почувствовал содрогание, пробежавшее по ее телу, так же ясно, как если бы она прикасалась к нему, а не находилась в двух шагах от него.
Было бы нелепо сказать, что Винтер никогда не обдумывала такой возможности, потому что она часто представляла себя матерью детей Конвея. Но это было до их брака. С тех пор, как это ни удивительно, подобная мысль ни разу не приходила ей в голову; может быть, потому, что в подсознании ей не верилось, что она может зачать от того, кто вызывал у нее лишь страх и отвращение. Резкий вопрос Алекса заставил ее задуматься о том, что наполняло ее смертельным ужасом; как будто она была лунатиком, который, внезапно проснувшись, обнаружил, что балансирует на краю разверзшейся пропасти. Краска отлила от ее лица, оно приобрело желтоватый оттенок. Это не могло случиться с ней — не могло! Дети должны рождаться от любви…