– Все одинаковые, что родители, что дети. Гнилая порода. Я вижу в тебе червоточину, – глаза Феодима теперь словно смотрели в его душу, – ты тронут бесами так же, как и она.
По загривку Ярина пробежал холодок. Он вспомнил касание силы, снизошедшей на него по дороге в Назимку и… опустил взор.
– Феодим, – пораженно молвил профессор Гекрат, глядя на коллегу изумленными глазами, – с вами точно все хорошо? – Очевидно, подобные выступления не были обязательной или даже распространенной частью вступительной процедуры.
– Покиньте нас немедля, – отмахнувшись от Гекрата, приказал Ярину Феодим.
– Подождите в холле, молодой человек, мы сообщим вам результат, – выкрикнул ему вдогонку Гекрат.
Комиссия совещалась более часа. Наконец, двери зала открылись, и профессор Гекрат, расстроенный и смущенный, появился перед одуревшими от ожидания абитуриентами.
– Итак… гм… Результаты. Ну что ж, мы поздравляем наших замечательных студентов, да. Итак… Вне конкурса проходит Алшъят. Далее, Фиона, наша замечательная потомственная волшебница. Да, вся в отца, и в деда… – Ярин заметил, как на мгновение перекосилось благообразное лицо отца Фионы. – Штром показал неплохую работу. И… знаете, ребята, это был очень трудный выбор, очень, но понимаете, количество мест ограничено, и мы… да, нашим четвертым студентом становится Ахык.
Ярин опешил. Он представлял себе результаты испытания совершенно не так. Его замешательство длилось недолго:
– Простите, профессор, это был трудный выбор?
Гекрат замялся. На помощь ему пришел отец Фионы:
– Мальчик, не нужно устраивать сцен. В честном испытании всегда есть победитель и побежденный. После драки кулаками не машут, веди себя достойно. Не шуми.
– В честном испытании? – Ярина понесло от гнева, и он уже не мог остановиться. – В честном? Профессор, что это вообще было?
Профессор сник. На помощь ему пришел Валей:
– Комиссия рассмотрела ваши этюды, и на основании беспристрастной оценки пришла к выводу о том, что…
– Да у некоторых участников этого испытания колеса на телеге в разные стороны ездят, какая уж тут беспристрастная оценка?
– Ты меня сам этому и научил! – откликнулся Ахык.
– М-м-м… стыдно, юноша, зачем подставлять товарища? – пробормотал Гекрат. Ярин захлебнулся от обиды и негодования, и Гекрат сбивчиво продолжил, воспользовавшись его замешательством, – вы знаете, вы, конечно, талантливы, бесспорно. Но знаете ли вы, каким трудолюбием нужно обладать, чтобы овладеть даже небольшой толикой волшебства в Тролльем Краю? У Ахыка четверо братьев и три сестры, ему было очень трудно учиться, и, тем не менее, такие результаты… Учение – это не только талант, это и трудолюбие. Нужно учитывать все факторы. Вы и так своего добьетесь, надо дать товарищу шанс.
Ни Гекрат, ни Валей не смотрели парню в глаза.
– Шанс? Профессор, ответьте честно: вы действительно считаете, что из него выйдет лучший волшебник, чем из меня? Это справедливо? Только потому, что кому-то что-то там показалось…
Ярину не очень-то хотелось возвращаться к произошедшей в кабинете сцене, но, несмотря на неловкость, он все-таки решил заговорить о ней – было видно, что и Гекрат, и Валей очень уж старательно уклоняются от этой темы. Но он не успел.
– Молчать! – прогремел ледяной голос Феодима, который как раз вышел из кабинета, – Я скажу вам, юноша, что справедливо, – Феодим подошел к Ярину и достал что-то из кармана, – У нас принято, чтобы каждый человек чему-нибудь учился. И если у вас не хватает таланта поступить в Академию, – губы Феодима растянулись в на редкость гадостной ухмылке, – возможно, вам больше подойдет другая профессия, – он надел на палец Ярина кольцо, которое тут же словно сжало, стянуло его палец. Ярин ощутил исходящий от кольца холодок, – завтра вы должны будете явиться в Штаб Гвардии для исполнения вашего священного долга и почетной обязанности – защиты Родины. Возможно, это также научит вас поменьше спорить со старшими. Свободны, юноша.
На следующий день Ярин проснулся еще до рассвета от нестерпимого жжения – это начало действовать Кольцо Призыва. Слов о священном долге и почетной обязанности было недостаточно, чтобы юноши Империи бросали все свои дела и неслись в Штаб Гвардии, а оттого имперским военным приходилось прибегать к этой небольшой хитрости. Было даже удивительно, как этот небольшой, но странно тяжелый предмет светло-бежевого цвета с легким перламутровым блеском мог причинять столько неудобств: жгло не только в пальце, что было бы еще понятно, но и в обеих руках, и в груди, и в ногах, заставляя их подергиваться и спешить навстречу тяготам и лишениям воинской службы. Удивительное дело! Было общеизвестно, что волшебство не могло коснуться реальности, лишь призывало к жизни бесплотные иллюзии. Но, с другой стороны, кольцо не было даже теплым, и никаких ожогов на коже не появлялось. Как объяснил ему Штром – гному было жаль его, но он не был готов рискнуть своим местом в Академии ради восстановления справедливости, да и все равно это бы ничего не изменило – Церковь умела достучаться до людей, и пробудить в людях долг и ответственность столь сильные, что они в буквальном смысле толкали призывников в гвардейские штабы. И никакое чародейство не могло противостоять молитвам Церкви. С момента появления Колец четверть века назад никто не смог не то что бы снять Кольцо, но даже сколько-нибудь ослабить его эффект, хотя в Империи и водилось немало искушенных колдунов. Избавиться от кольца можно было либо в Штабе, где оно теряло свою силу, либо отрубив палец, на который оно было надето. Наскоро, буквально на бегу позавтракав, Ярин отправился в путь.
Штаб, оставшийся со старых времен, представлял собой небольшой, но основательный форт, окруженный защитной стеной и даже небольшим рвом. Крепкие железные ворота могли задержать наступление небольшой армии – если бы, конечно, были заперты. Интересно, что там внутри? – подумал Ярин, – оружие, наверное. Или секретные карты. Или городская казна.
Едва парень вошел внутрь, как жжение перестало терзать его тело. За дверьми Штаба Ярин обнаружил приемный зал, где в очереди стояли юноши – все, как один, с блестящими полировкой Кольцами Призыва на пальцах. Встав в конец, Ярин стал рассматривать висящие на стенах полотна боевой славы. Посмотреть было на что: картины занимали всю высоту стен, от пола до потолка, и были нарисованы столь красочно, исполнены такого пафоса, что больше походили на плакаты, чем на произведения искусства. Вот толпы облаченных в сталь людей карабкаются по высокой и белой, будто ледяной, стене, наверху которой их уже поджигают гиганты в грубых шкурах с огромными каменными дубинами. Взятие Ледов произошло в те времена, когда не было ни Императорской Гвардии, ни, собственно, Империи Братских Народов, но оставалось одним из величайших сражений прошлого, подаваемым как иллюстрация отваги и храбрости человеческого рода. На плакате Ярин не без удивления обратил внимание на синеватые, зеленоватые и серые тона кожи некоторых солдат, подчеркивающие братский, многонародный состав Имперской военной мощи. Даже скудных познаний Ярина в истории хватало, чтобы понять всю абсурдность этого плаката – но кому какое дело до истории?
Рядом со «Взятием Ледов» висели и другие, более современные батальные сцены. Полотно «Стояние на Щачинском Разломе», например, изображало гвардейцев, вставших лагерем на границе ущелья в окружении руин массивных домов – это была другая ключевая точка мировой истории, ознаменовавшая заключительный момент Великой Войны и воцарение относительного мира на Сегае. Именно относительного: следующая картина уже изображала оборону Орджаба, города к западу от Ладабагарских Гор, который, хоть и не лежал на территории Империи, был к ней весьма дружественным. Поэтому офицеры Империи взяли на себя руководство отрядами Орджаба для защиты от войск соседних Халаладжей. Среди атакующих виднелись стяги знати Альянса, которые, разумеется, и подговорили гоблинов напасть на своих мирных соседей. Следующее полотно как бы отвечало гномьим и эльфийским захватчикам: «Не выйдет!». На нем был запечатлен военный парад, ежегодно проходивший на главной площади Латальграда. Были здесь и образцовые роты солдат, вооруженные мечами или арбалетами, и гигантские требюшеты, и самоходные бронированные колесницы с установленными на ними баллистами – в общем, весь цвет имперских вооружений.