– Теперь ты, – обратился капитан-рекрутер к Ярину, – где твои бумаги?
Ярин еще раз рассказал Тейлару о том, откуда он прибыл в город, как попал в штаб и почему в штабе в принципе не может быть его бумаг. В отличие от своих подчиненных, Тейлар быстро усваивал нужную ему информацию. И также быстро делал выводы. Запустив руку в карман, он вытащил оттуда Кольцо призыва.
– Через неделю придешь опять, – сказал Тейлар, надевая кольцо на палец Ярина, – к этому времени мы все подготовим. Кругом, шагом марш!
Утром пятого дня после визита в Штаб, Ярин вновь вышел из общежития ранним утром. Он быстрым шагом шел по мостовой, механически обходя колдобины и оставшиеся после ночной грозы лужи на дороге. Он не ощущал легкой утренней прохлады, не слышал пения птиц, не обратил внимания на клумбу с цветами, которые были высажены совсем недавно, и потому окрестные жители еще не успели срезать их на букеты или выкопать для пересадки в цветочные горшки. Не чувствовал он и повисшего в воздухе кисловато-металлического аромата: это работал расположенный неподалеку медеплавильный заводик, которому жители района были обязаны не только периодически возникающей вонью, но и изредка окрашивающимся в зеленоватый цвет снегом. Впрочем, от зеленого снега еще никто не умер, а стране нужна была медь – именно так говорили церковники на проповедях, предупреждая всяческое недовольство.
Мысли Ярина были заняты только одним: предстоящим визитом в Штаб. Он уже понял, что служба в Имперской Гвардии не имеет ничего общего с историями о подвигах боевых магов. Старые книги повествовали о чести, долге, отваге и сообразительности – и это совершенно не вязалось ни с толпами раздетых будущих гвардейцев, ни с унизительными медосмотрами, ни с общим бардаком, царившим в Штабе. Он расспрашивал о воинской службе своих соседей по комнате, и вообще всех постояльцев «Крестьянского Приюта». Они были единодушны: служба гвардейца – дело благородное.
– Эх, славное было время! – с ностальгией вспоминал один из соседей Ярина, тролль лет тридцати пяти от роду, – дрались стенка на стенку, наши против гоблинов. А что? Мне вот нос сломали в Гвардии, видишь? – тролль указал пальцем на свой нос, который и вправду смотрел немного в сторону. – Это и есть настоящая жизнь!
Ему вторил и сравнительно молодой гоблин, который был лишь чуть-чуть старше самого Ярина:
– Только в Гвардии человек тот, кто он есть. Порой приходит такой, фу-ты ну-ты, и работа у него, и жена красивая, и родители в достатке, и у самого деньжата водятся. А ты его – раз! – и в сортир башкой, нехай чистит! Там ему и место!
– Боевые машины? – удивлялся третий сосед, – не, не помню. Хотя вру, было! Выехали мы, в самом конце службы, на поле. И из катапульты выстрелили – раза три! А больше и не нужно, я считаю. Лишняя морока, сломается еще, или там придавит.
– А чем же вы там занимались? – не выдержал Ярин.
– Ну как, окопы учились рыть, и строем ходили. Днями шаг чеканили, р-р-раз-два, кру-гом! Выправка сейчас – ух! – до сих пор девчонки засматриваются.
Чем больше Ярин слушал эти воодушевляющие отзывы, тем больше понимал, что атмосфера легкого безумия, хорошо ощущавшаяся в Штабе, оставила в свое время на обитателях «Крестьянского приюта» неизгладимый след. Как можно радоваться годам, проведенным столь бездарно? Впрочем, островки здравомыслия вокруг Ярина все-таки сохранялись – Лорель, например, был с ним полностью согласен. Эльф уже успел коротко постричься и выкинуть свое перо, максимально приблизив свой облик к среднегородскому.
Лорель поведал ему несколько рассказов об изощренных пытках, которым в Гвардии подвергали новичков, особенно таких хилых, как сам эльф: были здесь и порка ремнем с металлической пряжкой, и удары с разбега ногой в грудь, и вставленные между пальцами зажженные спички. Конечно, Лорель все это придумал. Ведь не может же такого быть на самом деле?
По словам Лореля, существовало лишь два пути избежать гвардейской службы, и первым из них было образование. Лорель учился в Латуне, и осваивал военное дело прямо там, так что Гвардия ему не грозила – по крайней мере, до тех пор, пока его не отчислят. О такой возможности эльф предпочитал даже не думать. Вторым вариантом была тяжелая болезнь – такая, чтобы даже сидящей в штабе дуре-фельдшерице была очевидна его непригодность для военного дела. Парни с плоскостопием и косолапием, например, могли вздохнуть свободно, и Лорель говорил об этом чуть ли не с завистью – им-то не нужно было так беспокоиться об отчислении! Гвардия уничтожала традиционные представления о ценности здорового тела, ведь немощные и больные, лишенные висящей над ними угрозы службы, жили в Империи гораздо свободнее.
Однако болезней у Ярина не было, знакомых лекарей, чтобы это компенсировать – тоже, и он предпочел сосредоточиться на образовании. Ворота Академии были для него закрыты до следующего года, но оставалось еще несколько школ, где учили рабочим профессиям. Как раз сейчас Ярин направлялся в одну из них, работавшую при местном мебельном цехе.
Цех находился на самой окраине Назимки, и по мере того, как Ярин приближался к нему, менялась и окружающая его обстановка. Серые каменные коробки становились все грязнее и обветшалее – если рядом с крепостной стеной нередко попадались пятиэтажные дома, то здесь и два этажа были уже в диковинку. Появлялись пустыри, заросшие сорными травами – где-то огороженные и прилегавшие к территориям цехов и заводиков, где-то просто ничьи. На дорогах было все больше грязи и пыли, исчезли урны и скамейки, а прохожие все чаще оказывались гоблинами и троллями, некоторые из которых уже сейчас, с утра, были пьяны.
Внутри цеха, впрочем, все было обустроено довольно уютно и аккуратно: стены на проходной были покрашены в теплый персиковый цвет, пол чисто вымыт, а на стене висел жизнерадостный плакат с надписью «Имперское – значит отличное!». Ярина встретил распорядитель цеха, мастер Елсей, здоровенный усатый мужик, высокий и крепкий – настоящий северянин. Он с сомнением оглядел Ярина:
– Ты хочешь у нас учиться? – потом он заметил блестящее на его пальце Кольцо, – ага, понятно. Не поступил в Академию и пришел сюда, так?
– Ну, в общем… да.
– От учеников мне, честно говоря, толку мало. Навязали, понимаешь, эту школу на мою голову, а мне бы лучше работников толковых, – вздохнул мастер, – а то учишь вас, учишь, а вы как были дураками, так и остаетесь. Ты хоть что-нибудь умеешь?
– Да, меня тетка воспитывала, она меня хорошо научила волшебству огня и пара. Я несколько дюжин книг прочитал, и всю зиму разбирал и собирал всякие штуки, и плуг самоходный, и насос водяной, и для замешивания теста…
– Штука для замешивания теста? – удивился Елсей, – сдается мне, ты, парень, привираешь. Где ж это видано, чтобы тесто волшебством месили? Впрочем, есть простой способ узнать, чего ты стоишь. Пошли со мной.
Ярин прошел за мастером в цех – огромное помещение, где рядами стояли верстаки с различными инструментами, за которыми рабочие неспешно мастерили мебель: сверлили отверстия, распиливали доски, вворачивали шурупы, красили… Елсей подвел Ярину к одной из машин.
– Знаешь, что это такое?
– Да, конечно, – зачастил Ярин. – Это винторезный станок, впервые созданный гномьим мастером Лехтцем из Штрёльме, который…
– Стоп-стоп, помолчи, – поморщился мастер, – умный ты слишком, где не надо. Даже не знаю, справишься ли ты… Ну да ладно, попробуем. Как с ним управляться, знаешь?
– А чего тут не знать? – удивился парень. – Взял за обод, крутишь, заготовка вращается, и резец…
– Ну вот и крути. Проявишь себя в деле, а не на словах – может быть, найду тебе что-нибудь получше. Устроит? За бумаги для Гвардии не переживай, все оформлю, как будто ты здесь учишься в школе. Общежитие тебе выделю, зарплату кой-какую. Согласен?
Ярин задумался. Похоже, мастер Елсей принимал его за полоумного. Просто так стоять и крутить обод? Уж лучше в Гвардию! Хотя, он же сказал, что если я докажу ему, что могу работать… А может, поторчу тут годик, и в Академию снова поступить попытаюсь. В конце концов, в Гвардию, если надоест, я всегда успею! Рассудив так, Ярин ответил просто: