– А теперь?
Алия покрутила в руках монетку. На одной его стороне красовалась единица и подпись «один золотой». На другой стороне был отпечатан тот же грузный старик, которого Алия уже видела на первой фишке. Император.
– Киршт считает, что тем самым епископ объявил деньги ересью и разрешил их конфисковывать, – сказал Гедеон, – но, конечно, он не имел это в виду, это просто недоработка…
– Ага, удобная недоработка! – проворчал Киршт, – арестовывай кого хочешь! Чистая случайность, конечно.
– И ведь действительно стали арестовывать! – ввернулся Иан, давно порывающийся что-то сказать, – автор этих рисунков… Я знал его, ну, то есть, я почти уверен, что это он. Раслав. Это я учил его рисованию. Он пропал, как только Ариан начал всю эту историю! Он не появлялся дома, его не видел никто из его друзей – словно в воздухе растворился. Я уверен, что это дело рук Ариана, и что Раслав заточен в Монастыре – ребенок, в сущности! Без всякого суда!
– Да, возможно, – кивнул Киршт, – как и другие перешедшие епископу дорогу. Несколько человек из Ассамблеи – те, кто отказался молчать – были отправлены в монастырь для перевоспитания. Правда, тогда суд все же состоялся…
– Фантазируешь ты. Где члены Ассамблеи и где Раслав? – фыркнул Гедеон, – зачем он Ариану?
– А зачем вообще он делает то, что делает? – ответил вопросом Иан, – как бы то ни было, после всего этого – похищений, обысков – наше терпение лопнуло, и мы вчера вышли на улицу.
– Но чем в точности вы тут занимаетесь? Я имею в виду, народное восстание… Вы копите силы для захвата Монастыря? – Алия в самом деле пыталась понять, что здесь происходит.
Иан рассмеялся:
– Ну что ты! У нас мирный протест. Мы хотим донести наше мнение до наместника Бернда. Он назначен на этот пост Императором, и, хоть он и не может напрямую назначать епископом, но к его мнению в столице прислушаются… Когда он услышит нас – он решит все проблемы.
Алия нашла среди фишек и портрет Наместника: степенного пожилого человека с залихвацкими усами, в указывающем на военное происхождение мундире с неразборчивыми орденами на груди, и точно в таком же, как у стражников, шлеме. Бернд смотрел на нее через монокль с некоторым оттенком пренебрежения и высокомерия, как бы говоря: «я – Наместник Щачина и генерал Гвардии, а ты кто такая?» В этот раз ей почти не пришлось ждать, пока картинка изменится: глаза Наместника почти сразу же начали стекленеть, и скоро стали дикими и безумными, а в уголках его рта появилась пена. Несколько секунд Наместник смотрел на нее взглядом душевнобольного, который вскоре угас, словно Бернд окончательно утратил рассудок. Все дело в его глазах, – решила она, – в них можно увидеть и то, и другое, и третье.
– Это несправедливый рисунок, – Иан заметил, что Алия разглядывает наместника, – он не… не такой. Бернд строг, но справедлив, и уже много лет мудро и умело управляет Щачином, не прогибаясь под Церковь и не вступая в бесконечные пререкания в Ассамблее. Люди любят его. Неделю назад мы написали ему петицию, зная, что Бернд не допустит беззакония в своем городе, когда о нем узнает. Обращение подписало несколько сотен человек! Но в управе его потеряли на следующий день после приема!
– У Ариана есть люди повсюду, – объяснил Гедеон, и Алия снова заметила, как скривился рот Киршта.
– Мы решили обратиться к Бернду более непосредственным образом, и встали под окнами его дворца. Пару дней назад. Уж не знаю, что там, за стенами, происходит, но пока мы получили от него известий. Но, уверен, скоро что-нибудь да изменится.
– А почему бы городской страже просто вас не разогнать? – спросила Алия.
Ненадолго повисло молчание.
– Кто-то должен отдать приказ, – начал Иан, – Бернд не хочет. Ариан не командует стражей. Вчера он выступил перед Ассамблеей с требованием применить силу, но, поскольку мы не нарушили никаких законов, то Ассамблея ему отказала. Не без злорадства, надо полагать.
– Да и потом, не так-то просто справится с народным гневом, – добавил Гедеон.
– Стража и Гвардия уже однажды справились с народным гневом, – фыркнул Киршт, – и тебе это известно. Просто Бернд не хочет идти навстречу Ариану. Епископ слишком часто совал нос в его дела, и Бернд любит его не больше нашего. Да и, в конце концов, как ты правильно заметила, – с легким злорадством продолжил хмурый парень, – восстание действительно от площадной ярмарки отличается только численностью, причем в меньшую сторону. Но, конечно, соглядатаи Императора уже отправили донесения, так что, думаю, что-то решится через дней через пять, когда из Латальграда прибудет приказ.
– Отчего так долго? – удивилась Алия.
– Ну как, поездом от Щачина до Латальграда примерно два дня добираться, а еще ведь нужно решение принять…
– Решение принять – это понятно, но разве приказ нельзя доставить как-нибудь по-другому?
– Как это – по-другому? – удивился Иан.
– Ну, например… э-э-э… – Алия с удивлением обнаружила, что не может вспомнить нужного слова, – по… э-э-э…
– По…?
– Ну да, с помощью… штуки! Какой-нибудь штуки? – Алия искательно посмотрела на собеседников и внезапно к ней ясно и остро, подобно вспышке молнии, пришло осознание – она мелет чушь. Нужные слова в ее голове отсутствовало также, как искомые штуки – в городской жизни, и даже не слова это было, а всего лишь фантазии, мимолетное эхо ее уже почти истаявших снов. Тут же она выпалила:
– Ну не знаю, я-то думала, в больших городах почту как-то по особому возят!
Кажется, это подействовало. Гедеон рассмеялся над деревенской дурочкой, которая только-только выбралась из глуши, впервые увидела город, вот и мелет вздор. Губы Киршта презрительно искривились: несомненно, в его голову пришли те же мысли, только выразил он их по-другому.
– Ну да, большой город, – задумчиво промолвил Иан, – но почта здесь работает точно также. Чуть быстрее, потому что почтовый поезд напрямую ходит, но ненамного. Конечно, Бернд регулярно отправляет в столицу отчеты, и также регулярно получает приказы, и не реже, чем раз в два-три месяца появляется на аудиенции у Императора – но, к счастью, городом все-таки управляет он, а не письма. Наверное, даже и к лучшему, что нет никакой… штуки, чтобы доставлять письма быстрее. Тогда бы Бернд гораздо сильнее прислушивался к чиновникам Латальграда, а не к городской Ассамблее, и такой свободы в Щачине бы не было… – Алия, уважительно приоткрыв род и изредка кивая головой, пропускала эти рассуждения мимо ушей, и думала о том, как едва не выдала себя.
Глава 5. Желание быть сказанным
Ярин приступил к работе через день, как и обещал мастеру Елсею: до этого ему пришлось явиться в Штаб, чтобы избавится от Кольца призыва. Поначалу парень думал выйти на работу сразу же – в конце концов, зачем ему целый день для того, чтобы просто передать гвардейцам бумагу о своем ученичестве? Ведь это простая формальность. Но, конечно, он был неправ. Дежурный лейтенант Ишек, растерявший при виде справки все благодушие, буркнул ему что-то о «заведенном порядке» и вновь выдал Ярину мешок. Порядок же заключался в том, что всех посетителей Штаба сначала раздевали догола и заглядывали им в задницу, и лишь после этого начинали разбираться, зачем, собственно, они в этот Штаб пришли. Так что Ярин освободился только под вечер, но зато вышел из Штаба свободным, без всякого кольца.
В цеху Ярин, как и велел мастер Елсей, медленно крутил огромное колесо, которое приводило в движение громадный, шумный, и весьма допотопный механизм, нарезающий резьбу на шурупы. Шефство над Ярином взял Тарепых – молодой тролль, проработавший на нарезке уже четыре года. Как и большинство троллей, Тарп, как он предпочитал себя называть, был высок, широкоплеч и силен, обладал круглым лицом, высоким лбом, широким носом и слегка оттопыренными крупными ушами. У Тарпа была типичная внешность горных троллей: в коже его не было оттенка синевы, характерной для его снежных собратьев, или зеленых тонов болотных троллей. Обычная человеческая кожа, разве что очень загорелая. Черты его были грубоваты и просты, но их оживляла широкая, искренняя улыбка и блестящие добродушием глаза. В целом, Тарп был весьма симпатичным, но, с точки зрения своих ровесниц-троллих, обладал существенным недостатком: он еще не успел обзавестись типичным для своего народа брюхом. Чем больше был живот, тем больше, с точки зрения троллей, было благосостояние и успешность его обладателя. В былые времена поправиться было непросто, и только клановые вожди и их семьи могли похвастаться объемными телесами. Нынче от троллей не требовалось никаких особых усилий для того, чтобы разжиреть, однако они не торопились отказываться от веками сформированных представлений о прекрасном.