– Полно тебе, – Герсиний сделал слегка брезгливый извиняющий жест рукой и повернулся к Ярину.
Он уставился на парня своими скучающими глазами, в которых, впрочем, вспыхнуло некоторое подобие интереса. Святой отец шумно вдохнул воздух, будто принюхиваясь. Ярин почувствовал тревогу, и у него для этого были все основания: и непривычная для простого трудяги обстановка вокруг, и исходившая от отца Герсиния мрачная аура давящего превосходства, от которой пересыхало во рту и учащенно билось сердце, и само начало разговора, который явно оборачивался судом, а не обсуждением. Герсиний был человеком другого уровня, существом из другого мира – парадоксально, но именно иерархи Церкви, сделавшей Равенство своим символом и основной идеей, больше всего отличались от всех остальных людей. И чего он так на меня вытаращился?
Наконец, святой отец раскрыл рот и веско промолвил:
– Ну что ж, не так уж и плохо для такого молодого парня, – он изобразил нечто, похожее на улыбку, – была, конечно, немалая дискуссия относительно твоего… изобретения. Не все считают, знаешь ли, что оно осмысленно. Вам, молодым, часто лезет в голову всякая ерунда, вы не умеете думать по-настоящему, по-государственному. В Академии тоже не пришли к какому-то определенному мнению – тамошний профессор куда-то подевался, а кроме него в подобных штуках… Но неважно. Так или иначе, я решил дать тебе шанс. Молодым, сам знаешь, у нас везде дорога… – во взгляде Герсиния явственно читалось сомнение в том, что это решение он по-прежнему считал верным. Ярин чувствовал, что чем-то он церковнику не угодил, но не понимал, в чем тут дело.
– Елсей, – обратился отец уже к начальнику цеха, – Церковь Равенства и городская управа велят тебе и Ярину начать производство этих машин. Все детали получишь потом, в бумагах.
– Благодарю вас, отче, – ответил мастер Елсей, и пихнул ногой Ярина.
– А… благодарю вас, отче, – подхватил Ярин. За то, что велели мне реализовать мою собственную идею?
– Служу Империи, – скромно и даже слегка смущенно, будто и впрямь сделав некое трудное, но благородное дело, кивнул Герсиний, – и еще кое-что. Церковь выражает тебе благодарность за инициативу и светлый ум, и вручает тебе грамоту, – святой отец протянул Ярину бумажный свиток. Развернув и прочитав его, Ярин обнаружил, что империя наделила его почетным званием чародея-любителя. Любителя? Впрочем, это было неважно. Несмотря на тошнотворное высокомерие церковника, он сказал главное: посудомоечный шкаф, его творение, будет жить! Ярин только сейчас во всей полноте осознал эту мысль.
– А это тебе, – продолжил меж тем Герсиний и вытащил из недр своего стола небольшую бордовую коробочку, открыл ее и вручил Елсею блестящий золотой орден, – за успехи в деле обучения молодого поколения, мы награждаем тебя медалью «Заслуженного Учителя» восьмой степени.
Мастер Елсей забормотал благодарности и глубокие заверения в искреннем служении делу Империи, но отец Герсиний прервал его:
– Я вас больше не задерживаю. Можете оставить меня.
Едва выйдя из здания, Ярин, словно освободившись от затыкающего рот кляпа, воодушевленно затараторил:
– Мастер, разрешите мне заняться производством. Я уже все продумал. Возьмем в команду Эжана, Тарпа, Вадая… Эльф займется механизмами, Тарп – деталями, а Вадай сделает прекрасную коробку – хотя, возможно, ему понадобится помощь… Я буду налаживать и проверять машины, и, возможно, смогу улучшить механизм. Вместе мы смогли бы изготавливать десяток посудомоечных шкафов в неделю, и, если продавать их по сотне золотых каждый, то мы через год сможем построить целый отдельный цех, и тогда…
Увлеченный вычислениями, парень не замечал, что с каждым словом мастер Елсей все больше мрачнел. Наконец, не выдержав, он воскликнул:
– Хватит!
Ярин изумленно уставился на него.
– Ничего продавать мы не будем! Цеха строить мы тоже не будем! Отец Герсиний сказал, что все инструкции мы получим позже, вот их мы, как солдаты Империи, и будем исполнять.
– Да в задницу отца Герсиния, – воскликнул Ярин. Мастер Елсей испуганно округлил глаза, но Ярина это не остановило, – кто он вообще такой? Что он понимает?
– Отец Герсиний действует на основании инструкций…
– А он хоть раз что-то сделал своими руками? Я придумал эту штуку…
– … и мы все тебе очень благодарны. Церковь Равенства оценила твой вклад, тебе, между прочим, грамоту выдали. Но теперь этим вопросом занимаются серьезные, опытные люди, которым виднее, как организовать дело. А ты только дров наломаешь.
– Но ведь это же я изобрел!
– Да, и Церковь…
– Да причем тут Церковь?
– Притом, что твое изобретение принадлежит народу Империи, а народным добром управляет Церковь, состоящая из умудренных опытом людей, и интересах общего блага, – Ярин разинул рот от изумления. Это когда, интересно, он успел подарить свое изобретение народу? – А ты должен заниматься своим делом. Теперь у тебя есть грамота чародея-любителя, почет и уважение – вот и чародействуй. А управленческие вопросы оставь Церкви, не отвлекайся на них.
– Но я…
– Хватит спорить! Значит так, с завтрашнего дня уходишь в отпуск. Недельки на две, как вернешься – мы уже все наладим. Да не переживай ты так, – тут мастер Елсей немного смягчился, – сделаем все в лучшем виде!
Глава 6. Самый обычный день
Алия проснулась от яркого солнца, которое проникало в палатку со всех сторон, объявляя о наступившем утре с настойчивостью строгой матери, отправляющей в школу своего нерадивого отпрыска. Девушка зевнула и сладко потянулась в спальном мешке из теплой овечьей шерсти, который ей выдали в лагере. Выбравшись из него, она быстро оделась и вылезла из палатки, чтобы вдохнуть полной грудью свежий, прохладный воздух площади Восстания.
Как рассказали ей вчера новообретенные товарищи, палатки на площади поставили в праздник первого дня зимы, и тем же вечером выпал первый снег, необычно ранний для этих краев. К счастью, погода, сперва испытав восставших на стойкость, впоследствии передумала и решила все-таки поддержать их благородное дело, поэтому на следующий день снег бесследно исчез, растаяв и высохнув под солнцем. Так что в палатке, да еще и внутри теплого спального мешка, было совсем не холодно. Иан говорил, что зима помешает им еще не скоро – исполненный оптимизма, он полагал, что подобная слегка прохладная погода сохранится еще месяц, а, если повезет, то и всю зиму – и они смогут обойтись без костров на площади, которые даже Иану казались делом трудноосуществимым. Пока же вполне хватало жаровен, которые вызывали у Алии некую настороженность: она никак не могла понять, какая сила заставляет отливающие красным цветом медные пластины раскаляться без дров, угля и дыма. Алия не решилась спросить об этом: никого, кроме нее, жаровни не удивляли, а снова показаться круглой дурой ей не хотелось. Авось, и так узнаю, рано или поздно, – решила она.
Девушка подошла к стоящему посреди площади фонтану, представлявшему собой большую квадратную ванну в земле с несколькими трубами, из которых летом, наверное, вырывались струи воды – но не зимой. Рядом с фонтаном, впрочем, находилась работающая круглый год колонка, из которой Алия набрала воды, чтобы умыться. После этого она отправилась на почти уже закончившийся завтрак, который состоял из разрезанных надвое и смазанных маслом булок, вареных яиц, яблок и сладкого чая, который разливали половником из бака, всегда горячего, как и жаровни.
Как это все же важно, правильно проснуться! Позавтракав, Алия ощутила прилив сил и бодрости, а спустя несколько минут – острое, нестерпимое желание сделать что-нибудь важное и полезное. Алия вообще не умела долго сидеть без дела, и, наверное, именно поэтому ее заключение в подвале показалось такие долгим и страшным. Сейчас она уже могла трезво оценить, что длилось оно от силы пару дней, а уж страшного-то и вовсе ничего не случилось. Хотя и могло, конечно. Наверное, ей следовало бы вернуться к тому «Универсальному магазину» с Ианом, а еще лучше – с кем-нибудь вроде Гедеона, который, кажется, был крепче остальных здешних парней, и выяснить у хозяина, как она там оказалась. Но сейчас это было уже невозможно: она не смотрела по сторонам, не запоминала названий и не считала повороты, поэтому ни за что бы не нашла обратный путь к тому магазину в лабиринте улиц Щачина. Эта ниточка к ее прошлому была безвозвратно потеряна.