– Послушайте, вы сейчас сами соглашаетесь на роль пешки. Из-за какой-то мелочи, каких-то часов, которые вы наверняка сможете получить назад в городской страже или храме после небольшой проверки, вы льете воду на мельницу еретиков, разрушающих нашу великую Родину! Народ, простые люди, хотят мира и стабильности, а не ваших потрясений!
– А вы откуда знаете, чего народ хочет? – выкрикнул кто-то позади старика. – Может, народ хочет больше никогда рожу Ариана не видеть?
– Простые люди еще колбасы хотят, точно вам говорю, – насмешливо добавил стоящий неподалеку парень в рабочей одежде.
Старикан оглянулся и осмотрел новых участников спора изучающим, слегка удивленным взглядом. Вдруг его глаза сузились, он подозрительно осмотрелся вокруг, и произнес неуверенно, шепотом:
– Заговор? – и тут же, широко распахнув веки, он добавил голосом громким, почти криком, с интонациями рождающейся истерики:
– Заговор! Ты! Ты! – он ткнул пальцем в Иана, – ты нанял этих людей, чтобы разыгрывать представление! Сеять ересь! Изменники! Предатели! Тарешьяка на вас нет!
И, резко развернувшись, почти бегом покинул площадь.
– Не понравилось ему мнение простых людей, – усмехнулась Алия, – интересно, а его вообще могло бы что-нибудь убедить?
– Конечно, нет, – ответил Иан, – я даже не пытался. Это бесполезно. Никто не будет ввязываться в такой спор, не будучи абсолютно уверенным в своей правоте, а уж если человек так в себе уверен, он не изменит своего мнения на площади. Но вот та женщина, что о часах говорила – она встала на нашу сторону. Или, по крайней мере, задумалась. Только ради этого и имеет смысл устраивать эти представления.
Походив за Ианом еще полчасика, Алия решила попробовать проповедовать самостоятельно. Иан, работавший учителем рисования, слишком уж нянчился с этими людьми, медленно, подробно и по несколько раз объяснял простые и очевидные вещи, оставаясь при этом совершенно невозмутимым. Слишком долго, слишком тихо, слишком мягко. Сейчас она сама быстренько им все объяснит. Девушка осмотрелась по сторонам в поисках жертвы, и направилась в сторону стоявшего неподалеку парня, невысокого, коротко стриженного, скорее, даже обритого, с маловыразительным и, вдобавок, не очень чисто вымытым лицом. В руках у парня была бутылка пива.
– А ты знаешь, что пока ты просиживаешь в безделье штаны и потягиваешь пивко, где-то в тюрьме мучают маленького мальчика? – без обиняков начала она.
Парень обалдело уставился на нее, слегка нахмурил лоб, и, собравшись с мыслями, злобно ответил:
– Отстань от меня! Срать я хотел на твоего мальчика. И на тебя тоже. Наконец-то епископ вас, фифов, к ногтю… Свали отсюда, коза, быстро. Моя идет.
Алия опешила, не зная, что ответить. Она постояла пару секунд с открытым ртом, соображая, что ответив, но, не придумав ничего толкового, разочарованно отвернулась. Первый блин комом, сказала себе она, разглядывая приближающуюся девушку лет двадцати с внешностью типичной щачинки: невысокая, коренастая, с простым круглым лицом, слегка толстоватым носом и губами. Ее сложно было назвать красивой, но, пожалуй, она выглядела бы вполне мило, если бы улыбалась.
Но она не улыбалась. На ее лице не было вообще никаких эмоций: ни радости от скорой встречи со своим парнем, ни раскаяния в связи с опозданием… Алия нахмурилась. Что-то не так было и в этом безучастном лице девушки, и в ее медленной, неуверенной, слегка пошатывающейся походке. Ладно, это не мое дело, пусть этот дурень сам с ней разбирается, – подумала Алия, отвернувшись и оглядываясь по сторонам в поисках следующего собеседника, и почти сразу же услышала за спиной пронзительный крик:
– Нет! Не трогай меня!
Она обернулась. От странного спокойствия подошедшей девушки не осталась и следа – она плакала, закрыв лицо руками, а парень ходил вокруг нее, то протягивая к ней руки, то отдергивая их, то поднимая. Он растерянно озирался вокруг в поисках помощи. Прохожие останавливались, но проявить участие отнюдь не спешили – просто стояли и глазели. Вздохнув, Алия решила все-таки вмешаться.
– Что случилось? – тихо спросила она, подойдя к ним поближе.
Парень растерянно пожал плечами. Он уже не решался подойти к рыдающей девушке – каждая из предыдущих попыток лишь усиливала плач. Но, когда Алия присела рядом и неловко обняла девушку за плечи, она неожиданно вцепилась в рукав, и во весь голос заревела на ее груди, и вместе со слезами из нее полилась сбивчивая речь.
– Искатели… – бормотала девушка, – они сказали, что я выгляжу подозрительно. Искали ересь… в сумочке ничего не было, и они сказали, что меня нужно обыскать. Они сняли с меня платье… а потом… – и она снова зашлась в рыданиях.
Парень, очевидно, считая все это дурным розыгрышем, заговорил:
– Ну, ты и сказанула тоже, е-мое. Искатели – нормальные ребята, у меня друган там служит, и меня звал. Перестань реветь, вставай, пошли давай. Че позоришься, вон, люди смотрят!
Эта ободряющая речь заставила девушку зарыдать еще горше. Алия обернулась: вокруг, и вправду, уже собралась небольшая любопытствующая толпа. Лица людей, казалось, говорили: ну-ка, что тут такого интересного показывают? Некоторые вполголоса обсуждали и комментировали происходящее, выдвигая версии, одну безумнее другой, или показывали пальцем… Они вели себя так, как будто оказались в театре! Впрочем, даже в сколько-нибудь приличном театре такое поведение было бы совершенно неуместным. Как бы увести ее отсюда? – Алия снова и снова оглядывалась по сторонам, ища выход из плотного кольца любопытных. Вдруг она заметила движение в толпе – это были Киршт и Хана, пухленькая женщина средних лет, чуть ли не единственная присоединившаяся к Иану исключительно из-за произошедшего с Раславом – она не могла вынести никакой несправедливости, которая касалась детей. Да, пожалуй, она – именно то, что нужно. Хана была большой и мягкой, как подушка, и, пожалуй, смогла бы утешить самого безутешного человека. Алия подняла все еще плачущую девушку на ноги, и начала пробираться к своим друзьям. Люди расступались неохотно, будто протестуя против окончания представления.
Передав пострадавшую Хане, она было направилась вместе со всеми прочь – но остановилась, когда до нее долетел голос парня:
– Да она у меня с придурью, хех. Ку-ку. Ничего страшного, все путем будет.
Пораженная, Алия обернулась, и увидела собравшихся вокруг горе-кавалера городских клуш, которые, колыхаясь, утешали его, сочувственно похлопывая по плечу. Парень, на лице которого по-прежнему не было ни сочувствия, ни горя, с кривой ухмылкой повторял что-то про «придурь». Алию вмиг заполнила до краев из ниоткуда появившаяся злоба. И страх, липкий, переливающийся через край и стекающий по плечам и спине страх. Как же хорошо, что мой стражник был всего-навсего голоден. Очевидно, этот придурок до сих пор так ничего и не понял. Вот сейчас она ему все объяснит.
– Эй, ты! Вроде ты мужик, или мне кажется? Ну-ка, чем ты занимался, пока жирные лапы ваших драгоценных Искателей срывали с нее одежду и щупали ее? Пиво лакал?
Парень дернулся и посмотрел на нее. Его расслабленный было утешениями взгляд снова собрался.
– Что ты тут делаешь? Ей нужна твоя помощь, твоя поддержка, твое понимание, а не насмешки. Как вообще ты смеешь так себя вести? А если бы это случилось с твоей сестрой, с твоей матерью?
Когда она закончила, ее голос почти сорвался, но удар достиг цели: на замаранном лице парня проступило подлинное волнение и даже нотки ужаса. О, да! Он, наконец-то, начал осознавать реальность. Через мгновение он сорвался с места и быстрым шагом устремился вслед за Кирштом и Ханой. Толпа отозвалась гулом, наполовину неодобрительным, наполовину поддерживающим и ободряющим.
– А вы что встали? – обратилась Алия уже к ним, – выражаете сочувствие? Возмущаетесь произошедшим? Лжецы! Если бы вас возмущали подобные вещи – вы бы давно заставили Искателей держать лапы при себе, или отрубили бы их на фиг. Вам нравится наблюдать подобное со стороны, и, радуясь, что беда коснулась не вас, поддерживать пострадавших. Думаете, вам удастся уворачиваться от судьбы вечно? Никто вас не защитит, кроме вас самих, никто не придет спасать вас, когда это случится с вашим домом, с вашей семьей.