Иан, тем не менее, решил попробовать. Нацепив одну из своих самых открытых, смелых и убедительных улыбок, он направился к ближайшей стайке равнодушных мужчин, и Алия двинулась за ним.
– Доброе утро! Могу ли я попросить минутку вашего времени, чтобы рассказать о несчастье, которое постигло щачинского подростка, Раслава, провинившегося лишь тем, что хорошо рисует? – произнес он свою обычную фразу, с которой обычно начинал разговор. За прошедшие полторы недели он отточил каждый звук, каждую интонацию – и теперь почти уже никогда не слышал отказа. Но эти люди лишь смерили его презрительными, неприязненными взглядами. Они помолчали некоторое время, будто бы им требовалось приложить усилия для понимания сказанного, и, наконец, один из них, полноватый мужчина средних лет с массивными, грубыми чертами лица, сказал:
– Малец, пшел отсюда. По барабану нам твой Херослав.
Другие одобрительно заржали. Впрочем, один из них, смуглокожий молодой парень с блестящими черными глазами – таких чернявых Алия еще не видела, – сказал:
– Да чо, пусть побалаболит, все равно еще хрен знает сколько тут торчать.
Мнения разделились, и Иан, несмотря на обескураживающее замечание насчет «Херослава», уже собирался ввинтиться в разговор со следующей своей заготовкой, как вдруг его похлопал по плечу невысокий человек с бледным, незапоминающимся лицом. Алия сразу поняла, что этот хмырь – из совсем другой породы, он выделялся и своим подчеркнуто спокойным и безэмоциональным выражением лица, и злыми умными глазами, но главное – сопровождавшей его аурой холода, от которой уже начавшие спорить между собой мужики тут же утихли. Алия заметила на груди у человека серебряный значок с Имперским Глаголям. Так вот они какие, служители церкви. Холодный человек бросил равнодушный взгляд Иана, перевел взгляд на Алию… На его лице промелькнула тень интереса, и церковник обшарил ее своими глазами с головы до ног, наморщил нос, затем втянул воздух, слегка раздув ноздри… Девушке захотелось провалиться сквозь землю, но, к счастью, церковник вспомнил, зачем он здесь находится, и обратился к Иану:
– Молодой человек! Вернитесь, пожалуйста, к своим. Мы не хотим, чтобы нас беспокоили.
Иан сразу же развернулся и пошел прочь, Алия – вслед за ним. Ни у одного из них не возникло ни малейшего желания спорить.
– Ох, не к добру это, не к добру, – бормотал Иан себе под нос, покачивая головой, – еще ничего, к чему приложила руку Церковь, хорошо не заканчивалось.
Тут затрубили фанфары, и на просторный, нависающий над площадью балкон дворца, специально предназначенный для обращения к народу, вышел герольд наместника, зычно обратившийся к собравшимся:
– Добрый жители города, встречайте вашего правителя, Гвардии Генерала, Героя битвы за Щачин, Почетного профессора Латальградского Университета, Наместника Щачина и окрестностей, Бернда Бесогона!
Под аплодисменты собравшихся – хлопали все, даже Иан, да что там, даже Киршт! – наместник вышел на балкон. Он помахал рукой, поворачиваясь корпусом то вправо, то влево. Иан протянул Алии бинокль, и девушка смогла разглядеть наместника получше.
Бернд был невысок. Если бы он стоял на земле, то едва бы доставал Алии до подбородка. Правильно, он же гном, – сообразила она. Лицо Наместника было знакомо ей по рисунку Раслава на фишке: слегка оплывшее, с торчащими вверх усами, моноклем в левом глазу, который придавал Наместнику выражения удивления и неодобрения. Алия вздрогнула. Она помнила, как быстро эти глаза наливались безумием.
Наместник, откашлявшись, открыл рот, и резкий, слегка скрежещущий голос престарелого генерала разнесся над всей площадью:
– Уважаемые горожане, дорогие друзья! Я счастлив обратиться к вам этим утром. Начать хотелось бы с некоторых цифр. За последний год благосостояние каждого щачинца выросло на пятую часть. Мы стали лучше питаться, лучше одеваться, больше отдыхать – об этом свидетельствуют отчеты, неустанно составляемые городской управой и Церковью Равенства.
Краем глаза Алия заметила, что невысокий человек, которого Иан назвал церковником, поднял руку, и стоявшие вокруг него люди разразились аплодисментами, одновременно со всей остальной площадью – очевидно, людей Ариана здесь было немало. Тревога на лице Иана усилилась.
– В этом году мы собрали на треть больший урожай зерна, чем в предыдущем, – продолжал Наместник, – и на четверть больший урожай фруктов. Свинарники и коровники наших ферм полны, как никогда…
– Меня всегда интересовало, куда деваются все эти свиньи и коровы. В отчетах я их видел, а в магазинах – нет, – проворчал слева от Алии Киршт себе под нос.
– … два новых завода, кирпичный и металлический! Мы процветаем – и этим вызвали ярость наших врагов, – драматично понизил голос Бернд, – о да, они, псы Альянса, там, за Разломом, строят нам козни. Они завидуют нашим успехам, ведь сами живут, по сравнению с нами, жалкой и нищей жизнью!
Это было уже слишком. Гедеон в голос заржал, и не он один – даже стоявшие вокруг церковников унылые люди усмехнулись. Было чему. Многие из них знали, в том числе и на собственном опыте, что, например, для покупки красивого платья жене или теплых и легких сапожек дочке им пришлось бы идти в темные закоулки и общественные туалеты, и там, под покровом ночи, покупать втридорога запрещенные, дефицитные, но такие качественные и красивые вещи. Сапоги, пальто и шапки – все это завозилось из Западного Щачина с теми немногими, кто имел право выезжать из Империи. Никто из «выездных», в том числе, и младшие чины Церкви, не брезговал небольшой контрабандой, отправляясь за Разлом по посольским или торговым делам.
Надо полагать, Бернд услышал смех в толпе, ибо прокаркал с новой силой:
– Да! Завидуют! Думаете, они там как сыр в масле катаются? Прозрейте же! Они выстроили вдоль Разлома несколько кварталов, в которых пускают лишь актеров, которые показывают вам, наивным, сладость жизни в Альянсе, чтобы настроить вас против Императора, против Церкви! Настоящих жителей Щачина вы не увидите в подзорные трубы, их держат за высокими стенами на скудном пайке, и они могут лишь мечтать о свободе и достатке, которые есть у нас – имперских щачинцев!
– Неужели они в это верят? – с ужасом спросила Алия у Иана, перекрикивая поднявшийся одобрительный рев.
– Некоторые – наверняка. Это так приятно: верить, что ты живешь лучше других, – грустно ответил он.
– Да, они нам завидуют! – продолжил мысль Наместник, когда утих шум, – это они наводнили город злыми и еретическими вещами. Церковь и городская стража с ног сбились, разыскивая их, чтобы уберечь вас от черной магии. А их игрушки? Разве вы не понимаете? – Наместник уже откровенно орал, брызгая слюной, которая попадала ему на китель и подбородок, – темные силы проникают в ваши сердца, когда вы едите их пищу, носите их одежды, читаете их книги! Они затуманивают ваши головы, превращая в рабов Альянса! И вот сегодня мне доложили, что некоторые околдованные собрались на площади и выражают свое недовольство. Недовольство нашей Империей, которая пытается защитить их от злых чар!
Неужели все эти дни он ни разу не поглядел в окно? – удивилась Алия.
– Сперва я не поверил своим советникам, но они меня убедили. И сегодня я обращаюсь к вас, щачинцам, и спрашиваю у вас: неужели мы и вправду должны позволить ереси разрушить наш город, наши жизни, наши души?
– Нет! – грянула площадь. Иан, Киршт и Гедеон молчали, растерянно озираясь по сторонам. А что им оставалось, кричать «Да»?
– Нет, нет, нет! Слава Империи! Церковь – мать, Император – отец!
– Должны ли мы бороться с черной магией, и защищать нашу веру, нашу страну, все, что нам дорого?
– Да! – так же громко ответила площадь.
Наместник помолчал, оглядывая площадь. Алия внимательно наблюдала за ним, и ей показалось, что в его глазах блеснули слезы.
– Я знал, что горожане Щачина смогут сделать правильный выбор. Спасибо вам. Но, для вашего же блага, с завтрашнего утра я запрещаю устраивать сборища в парках, на площадях и на улицах. Мы должны работать во имя Империи, а не бездельничать. Да и зима уже наступила, холодно, простудитесь же! – почти что с теплотой в голосе добавил он.