Глава 11. Снисхождение
Штарна открыла глаза и сонно огляделась по сторонам. Унылые серые стены, легкий полумрак… Где я оказалась? Ее сознание было блеклым и зыбким, словно истощенным пережитыми волнениями и лишениями. Лишениями? Да, все верно. Она вспомнила городской околоток. В крошечной камере, рассчитанной на шестерых, сидело вдвое больше – арестованные на Площади вперемешку с воровками и пьяницами, которые с утра до вечера курили самокрученные папиросы, бранились и дрались. Жидкая баланда из подмерзших, а то и попросту гнилых овощей, дыра в полу вместо туалета, пользоваться которой приходилось на глазах всей камеры… Неудивительно, что ее разум сопротивлялся этим воспоминаниям.
Но, все-таки, где же она сейчас? Это место казалось таким спокойным… Определенно, она больше не в околотке. Ей бы даже, наверное, удалось выспаться, не преследуй ее кошмары: Штарна видела себя то бредущей в ватнике с пилой наперевес по бескрайним лесам Тролльих земель, то стоящей на эшафоте, с накинутой на шею петлей. Может быть, ее все-таки казнили, и она попала в другой, лучший мир? В окружающей безмятежности было что-то… замогильное. Нет, нет, это не могло быть правдой. Борясь с собой, словно пробираясь через густой и мягкий туман, Штарна принялась по кусочкам собирать историю последних недель своей жизни, отделяя быль от сновидений и несбывшихся страхов.
Вот она сидела в темном кабинете напротив дознавателя, ведущего ее дело, и сбивчиво пыталась рассказать ему про Раслава, про запреты Церкви, про все… Но этот равнодушный и тихий человек лет сорока откровенно скучал, и смотрел сперва сквозь нее, затем и вовсе в окно, а сидящий здесь же писарь перестал водить пером по бумаге, едва она начала. Дознавателя не интересовали россказни девушки, он задавал более существенные вопросы: кто осуществлял встречи со шпионами из-за Разлома, кто был руководителем секты, какой шифр использовался в сообщениях… Вопросы, лишенные всякой связи с реальностью, сыпались один за другим. Десятки раз Штарна отвечала, что ни подпольной организации, ни шпионов Альянса не было и в помине – но натыкалась на все тот же остекленевший взгляд.
Зачем был нужен дознаватель? Да, правильно, он проводил допросы для суда – так Штарна вытащила еще одну ниточку событий последних дней. Суд означал, что каждое утро после побудки грубая толстая надзирательница раздевала ее, обыскивала, царапая кожу мозолистыми пальцами и убеждалась, что Штарна за прошедшую ночь не снесла ни кинжала, ни арбалета. Потом девушку вновь одевали, заковывали руки и ноги в кандалы так, что она могла лишь семенить маленькими шажками, грузили в телегу и везли, словно картошку, в здание суда вместе с другими арестованными на площади. Всего попалось шестнадцать человек: девушки, женщины и растерявшиеся старшие школьники. Киршту и Гедеону удалось прорвать оцепление остолбеневшей городской стражи, и они вывели почти всех – но медношлемные, опомнившись, принялись хватать замешкавшихся. Из них Штарна знала только Хану – девушка видела, как стражники тащили добрую женщину в воронок, намотав волосы на руку – и, кажется, постоянно видела в лагере еще одного мальчика лет шестнадцати с оттопыренными ушами. Остальных арестованных Штарна не знала – это были люди в основном случайные.
В зале суда их освобождали от кандалов и запихивали в стоящую посередине помещения клетку из железных прутьев толщиной в два пальца. Клетка была предназначена для разбойников и убийц, но ни тех, ни других в Щачине никогда не было много, и оттого предназначена она была для трех-четырех человек. А арестованных было шестнадцать, и в клетке было так тесно и душно, что они едва могли дышать, не говоря уже о том, чтобы шевелиться. Обед подсудимым не полагался – на него ушло бы слишком много времени, ведь всех нужно снова заковать в кандалы, вывести, приковать к лавкам, освободить руки, заново заковать… Слишком много мороки. Так что ели они только раз в день, вечером в околотке, после чего соскальзывали в беспокойный, не приносящий облегчения сон. Для пущей безопасности вокруг клетки рассадили здоровенных собак, то и дело воющих от жары и тоски. Впрочем, и собаки, и клетка, и кандалы предназначались не для того, чтобы предотвратить побег арестантов – они были призваны показать присутствующим, каких серьезных преступников удалось задержать Страже.
А присутствующих было в избытке: трибуны сзади и по сторонам от клетки полнились писателями и поэтами, скрежещущими перьями, художниками и бардами, тихонько подбиравшими суровые, торжественные и слегка угрожающие нотки на арфах и флейтах, и даже одним скульптором. Ради них, собственно, весь этот суд и затевался. Здесь не искали истину, а творили ее – очередную героическую балладу о великой Империи Братских Народов, прекрасной и удивительной, выступать против которой могла лишь горстка отщепенцев, подкупленных заграничными злопыхателями. Было общеизвестно, что гномьи и эльфийские монархи вот уже тридцать лет доживают свои последние дни: совсем скоро народ Альянса, озаренный идеями отца Латаля, начнет освободительную войну и сметет ненавистных угнетателей. Оттого-то они и строили всяческие козни Империи: то собьют цены на каменный огонь, основной товар, продаваемый Империей за границу, то развяжут очередную войну с дружественными Империи городами Загорья. А то и вовсе, призвав на помощь бесовские силы, напустят на Империю неурожаи, падеж скота, болезни и отравления самогоном – все, абсолютно все беды в государстве происходили исключительно по их вине!
Но в Щачине злодейским планам не суждено было сбыться, и заслуга эта целиком принадлежала городской страже и Наместнику Бернду. Чтобы никто не забыл о его решающем вкладе, он лично возглавил заседание суда и сидел перед клеткой за высоченным столом так, что Штарне приходилось смотреть на него снизу вверх. Это была его личная битва и личная победа, очень важная для него – во-первых, потому, что последние годы он одерживал победы разве что над запорами, а во-вторых… Предшественник Бернда на посту наместника поплатился должностью за беспорядки в городе двадцать лет назад, которые неминуемо привели бы к войне, если бы не явленный Сегаем Туман. Но Бернд не собирался в отставку – только не он! Именно поэтому все посланники из столицы – и газетчики, и официальные лица, и тайные соглядатаи, наверняка присутствующие в зале под видом немногочисленных простых горожан – должны были своими глазами увидеть, что заговор раскрыт и выкорчеван с решающим вкладом Наместника.
Все шло согласно плану. Прокурор, ничем не примечательный гном с равнодушным выражением лица, невнятной скороговоркой рассказал собравшимся о том, что произошло в Щачине. По его словам, засланный Альянсом неустановленный эльф-шпион организовал подпольную организацию. Следуя полученным из Западного Щачина шифрованным инструкциям, изменщики в течение нескольких дней распространяли вредные и опасные мысли, дурачили горожан и собирали их перед дворцом Наместника, чтобы захватить его штурмом. Назревающий мятеж, впрочем, был тут же подавлен, заговорщики схвачены, а засланец из Альянса в безрассудной попытке к бегству попытался перепрыгнуть через Разлом и свалился в пропасть.
Прокурор отметил, что рассказанная история подтверждается теми заговорщиками, что обнаружили признаки раскаяния. Штарна вздохнула. Голод, нехватка сна и переполненные камеры сами по себе были воздействием, граничащим с пыткой – хотя, конечно, никто их так не называл. Не в отели же преступников селить, в самом деле! К этому добавлялись допросы, длящиеся долгими часами подряд, без перерывов: безразличные следователи сменяли один другого, а она под конец почти теряла сознание. У одного из парней кожа на запястьях была стерта наручниками чуть ли не до кости, а у другого весь бок превратился в один сплошной синяк – он, якобы, упал с кровати и расшибся. Неудивительно, что некоторые обнаружили признаки раскаяния.
Кроме чистосердечных признаний, были явлены и другие доказательства. Прокурор продемонстрировал найденные на квартире одного из мятежников маленькие записки с загадочными значками, свернутые в трубочки – несомненно, для того, чтобы цеплять их на лапы почтовых голубей, ведь птицы, летающие высоко и не имеющие привычки смотреть вниз, были единственными живыми существами, которые могли беспрепятственно путешествовать из Альянса в Империю и обратно. В тишине приглашенные зрители внимательно рассматривали записки.