– Ой, бабоньки, что делается… Что ж это с ней… умирает, кажется. Доктора! – раздавалось с разных сторон. Прибежавший лекарь протолкался через плотное кольцо сочувствующих старухиных задниц, расстегнул пострадавшей воротник, протер лоб, начал измерять пульс… Внезапно больной стало лучше, она открыла глаза, и затуманенным, слабым взором обвела окружающих.
– О-о, что со мной, о-о… я умираю… – глаза Эрхи внезапно выхватили из толпы обидчицу. – Это все она! – возопила троллиха, указывая на обидчицу пальцем, – это она довела меня до такого состояния! Доктор, я вас умоляю – разберитесь с ней, она симулянтка!
Лекарь уже помог Эрхе подняться, и повел ее по коридору в свой кабинет. А бабка-то сорвала главный приз! – подумалось Ярину. Действительно, не только она попала на прием без очереди, но с ошеломительным преимуществом выиграла схватку, сорвав больничный аналог оглушительных оваций – неотложную медицинскую помощь.
Где-то через полтора часа до Ярина дошла очередь, и он вошел в кабинет, в котором за столом сидела молодая, чуть постарше его, девушка с изможденным и злым лицом. Она даже не взглянула на парня, быстро водя пером по бумаге. Ярин сел, подождал пару минуток – лекарша как раз дописала до конца листа, привычным движением встряхнула его, чтобы просушить чернила, убрала в стопку и тут же положила перед собой новый, чистый.
– Имясколькополныхлетместоработыадрес? – еле слышно буркнула она.
– Чего-чего?
– Сколько полный лет, говорю, – повысила голос женщина, – место работы? Адрес?
– Вообще-то у меня ухо болит, и я уже три часа…
– Это сейчас неважно.
Ярин подчинился, и еще в течение десяти минут врачиха быстро записывала биографию парня, которую он придумывал прямо по ходу дела – чтобы наговорить лишнего, как тогда в Академии. Наконец, оторвавшись от бумаг, девушка повернулась к Ярину, и, недолго думая, ткнула пальцем его в ухо.
– Ай!
– Ясно! Надо было яйцом греть! А сейчас уже поздно. Только операция!
Врачиха взяла бумажку поменьше и снова принялась писать – на сей раз направление, которое и вручила Ярину, объяснив, что ему нужно пройти в подвал.
Полный нехороших предчувствий, парень дошел до холла и спустился по лестнице на цокольный этаж. Ожидания не обманули – место и впрямь выглядело место очень неприглядным: облупившиеся зеленые стены, холодный каменный пол, носящийся в воздухе слабый запах спирта. Но это было еще не так плохо, как атмосфера безнадежного ужаса. Здесь никто не обсуждал последних новостей и даже не ругался – люди, выстроившись вдоль стен, вжавшись в них, покорно и тихо ожидали своей очереди. Ярин прошел мимо двери зубного врача – рядом с дверью был вывешен красочный плакат, улыбающийся до ушей белоснежный зайчонок в докторской шапочке, который подбадривал будущих пациентов. Из-за двери, однако, доносились приглушенные вопли, а очередь перед этим кабинетом была особенно испуганной. Через пару дверей Ярин наткнулся на кабинет, в который его отправили.
Очереди в него не было, и, сунувшись внутрь, парень увидел здоровенного санитара тролля, привязывающего к стулу маленькую девочку. Малышка застыла от страха, и полными слез глазами смотрела на стоявшую рядом мать. Та через силу улыбалась, подбадривая свою дочь, мол, все хорошо, больно не будет, и пытаясь развеселить ее куклой. В этой время из-за ширмы показался лекарь в белом колпаке, лицо которого скрывала марлевая повязка. В его руке был зажат блестящий стальной скальпель. Лекарь приблизился к девочке и засунул инструмент ей в горло. Девочка завизжала от страха, затем – от боли: хирург вырезал ей воспаленные миндалины.
Ярин отвернулся. Империи были нужны здоровые граждане для работы на заводах и фабриках, так что все могли получить бесплатную медицинскую помощь и восстановить трудоспособность. Ощущения же пациента считались делом вторичным. Считалось, что в миндалины не чувствуют боли, но пациентам, видимо, забывали об этом сказать, отчего те и вопили во все горло. Но как, как человек, профессией и смыслом жизни которого было облегчение чужих страданий, мог делать подобное? Глаза лекаря были столь холодны… Словно и не девочка перед ним сидела, а бумажная врачебная карта, из которой нужно было просто вычеркнуть болезнь, чтобы вписать новое слово: «здорова». А слезы… Высохнут.
От увиденного у Ярина даже перестало болеть ухо. Неудивительно, что бабка Калыта лечилась народными средствами! Как все-таки хорошо, что Милана успела посоветовать парню запасной вариант.
Матушка Алтемья была дома. Едва Ярин постучал, она распахнула дверь, и быстро втащила его в прихожую, как-то виновато оглянувшись по сторонам. Взглянув на бледное, измученное лицо парня, Алтемья без лишних слов провела его в оборудованный для приема пациентов зал и усадила Ярина в удобное, мягкое кресло.
– Ухо? – сочувственно спросила она. Ярин кивнул.
Целительница ничего не сказала о лечении яйцами, и парень счел это добрым знаком. Вместо этого она подошла к стоявшему рядом стеллажу, и добыла из него темный стеклянный пузырек и пипетку. Осторожно наклонив голову Ярина на бок, она капнула лекарством в ухо – и как только она узнала, какое из них болит? Ярин почувствовал прохладную волну, разлившуюся внутри его головы, которая смыла, унесла боль. Впервые с утра он вздохнул с облегчением.
Теперь ничто не мешало ему оглядеться по сторонам. Матушка Алтемья уже разменяла пятый десяток, и была одета в белоснежный белый халат поверх домашней одежды. Ее светлые, наполовину поседевшие волосы пострижены в модное каре, а лицо украшал чуть заметный, умелый макияж, делавший ее моложе лет на десять. Она подкатила к креслу свой стул и поинтересовалась, давно ли Ярин болен.
– Сегодня ночью началось, – промямлил он парень, – скажите, может быть, можно без операции? Какой-нибудь микстурой, или мазью…
– Операции? – нахмурилась Алтемья. Она пробормотала заклинание, вызвав светящийся шарик. Шарик был необычного, яркого, бело-голубого света, и, к тому же, светил он не во все стороны, а лишь в одну. Алтемья посветила в его ухо, затем в нос, оттянула пальцем нижнее веко, попросила его показать язык, и, в конце концов, уверенно сказала:
– Кто ж тебе такое сказал, про операцию-то? Я уж думала и впрямь что серьезное, а тут… Воспаление, конечно, но не большое, ты молодой, крепкий, да и пришел сразу… Не стал, как другие, неделю ждать неизвестно чего да яйцом греть. За два дня все пройдет, не сомневайся!
– Да? – обрадовался Ярин, – а точно получится? В церковной лечебнице сказали, что нужно резать…
– Ой, глупости, глупости, мальчик. Им бы только резать. Сейчас я сделаю тебе зелье… И, кстати, за прием и снадобья с тебя сорок золотых будет.
Ярин обрадованно кивнул. Сорок золотых не были мелочью – на эту сумму он мог бы жить примерно неделю, а то и две, если экономить. Но они казались вполне умеренной платой за то, чтобы больше никогда не возвращаться в подвал церковной клиники. Получив деньги, матушка Алтемья подошла к стоящему в углу зала столу с алхимическими приспособлениями: были здесь и весы, и ступка, и маленькая жаровня, и странные стеклянные банки – пузатые и конические, с прямыми и спирально завитыми горлышками. Она принялась за работу, и у Ярина было достаточно времени для того, чтобы осмотреться по сторонам.
Квартира Алтемьи была уютной, светлой, дружелюбной: веселые пейзажи на стенах, изображающие багрово-оранжевый осенний лес или безмятежно текущую среди гор реку, стоящие тут и там цветы в вазах, витающий в воздухе аромат трав и свежей выпечки… Теперь, когда ухо перестало болеть, Ярин легко мог бы подумать, что пришел в гости к любимой бабушке, а не к лекарю, и забыть о своем недуге; интерьеры церковной лечебницы, напротив, кричали о страданиях.
Вдоль стен стояли стеллажи, полки которых ломились от фляжек, коробков и баночек со всевозможными травами, цветками, зернами и порошками. Несколько шкафов были заняты книгами, от новеньких до потрепанных и ветхих, по корешкам которых змеились плавные, перетекающие друг в друга буквы, которые Ярин не смог прочитать ни прочитать, ни даже опознать – наверное, это было эльфийское наречие. Гномью письменность он худо-бедно научился разбирать у Орейлии.