Ярину подобная наука казалась мистикой, но, так или иначе, планы были святой основой работы всех ремесленников Империи: им было необходимо произвести не меньше продукции, чем требовал план, а лучше – больше. Нарушителей периодически вызывали в управу для долгой и разнообразной брани. Дальше дело как правило не заходило, хотя бродили слухи, что при императоре Тарешьяке излишне ленивых распорядителей цехов ссылали или казнили.
Про кривые ножки и незакрывающиеся двери в плане не говорилось ни слова, поэтому мастера Елсея они не интересовали. Пигидию тоже было наплевать – ведь он покупал мебель не для себя, а всего лишь перевозил из цехов в лавки. Продавцы лавок также не обращали на небольшие недоработки внимания – что привезли, то привезли, да и потом, всю выручку они опять же сдавали Пигидию и получали твердый оклад, зависящий не от продажи товаров, а только от количества часов, проведенных в лавке. Парадоксально, но покупателям было тоже все равно. Вероятно, отец Пигидий в обращении с телескопом не проявлял должного тщания, потому что мебель, как и многое другое, была в Назимке дефицитом, и за ней приходилось буквально охотится. После нескольких недель поисков подходящих вещей в магазинах и многочасовой очереди, люди начинали смотреть на колченогие стулья совершенно другими глазами: ведь им досталось хоть что-то! Других вариантов все равно не было. В Латальграде иногда удавалось достать мебель из Щачина, или даже Нимца – но даже в столице подобный товар был редкостью, с еще большими очередями, растягивающимися уже не на часы, а на месяцы: потенциальных покупателей заносили в список и сообразно с ним распределяли дефицит. Знакомство или небольшой подарок распорядителю лавки позволял несколько улучшить свои позиции, поэтому те, кто подобных знакомств не имел, часто с удивлением обнаруживали, что с двадцать девятой позиции они за месяц передвинулись на тридцать четвертую.
Раньше Ярина все это не слишком волновало. Мебелью парень не интересовался – в его крохотную комнатушку все равно помещались только кровать, шкафчик да стул со столом. Он всегда делал свою работу как следует – по-другому он просто не умел – и до сих пор считал это вполне достаточным, чтобы не терзаться угрызениями совести. Да и потом, что он мог со всем этим поделать? Размышления Ярина были прерваны стуком копыт и шумом подъезжающего ко двору цеха фургона отца Пигидия: темно-серого, с тускло блестящим серебристым знаком культа Равенства на боку. С козел степенно сошел уже немолодой гоблин в серых, под стать фургону, форменных робах. Интересно было лицо отца Пигидия: невозмутимость и высокомерие типичного адепта Церкви постоянно сражалось в нем с природным гоблинским стремлением ухмыльнуться, набычиться или скорчить рожу. Пока что побеждало первое, и отец Педигий в маске холодного превосходства степенно сошел с козел, кивнул Елсею и неторопливо двинулся в сторону приготовленного товара.
Рабочие меж тем выгрузили из фургона материалы: доски, краску, стальные болванки и прочие детали, в том числе, несколько замков с блестящими латунными ключами, которые немедленно приковали к себе восхищенные взоры гоблинов. Отец Педигий пересчитывал мебель, и, конечно, не мог не задержаться у посудомоечных шкафов: так же, как и Ярин, он поскреб пальцем краску, открыл и закрыл дверцу… Вдруг, с громким щелчком, открытая дверца отвалилась от шкафа.
– Чудотво-о-орцы, – протянул Пигидий, мерзко растягивая гласные, и на его лице тот час же проступила презрительная, гадливая гримаса, – чароде-е-еи. Тьфу, а не чародеи! Понапридумывают всякой ерунды, а даже дверцы толком подвесить не могут. Лучше б вы побольше стульев да столов делали, план перевыполняли, а так только мозги людям пудрите со своим чудотворством. Все, что нужно, уже давно до вас придумано! Я с самого начала был против этих ваших посудомоечных шкафов – ведь ежу же понятно, что ничего хорошего из них не выйдет. Приятно видеть, что я был прав. Уверен, что сегодня ночью я не увижу ни одного посудомоечного шкафа в звездах. Ишь, распридумывались! Ваше дело – гвозди заколачивать, и не заклинаниями баловаться!
Высказавшись, отец Пигидий сел в фургон и укатил, провожаемый клубами пыли и хмурыми взглядами рабочих. Хмурыми, среди которых был один ненавидящий.
Ярин не был гневлив по своей натуре. Он всегда старался как-то смириться с неприятности, притереться к неудобствам – и до сих пор ему это удавалось. Он привык к своей комнатушке в общежитии, к необходимости делить кухню и рукомойник с целым этажом соседей, к невкусной и однообразной еде, к очередям в магазинах – только сейчас он понял, как ко многому успел привыкнуть за столь короткое время! Он все равно не мог бороться с несправедливостью экзаменаторов Академии или жестокостью здешних эскулапов – но оба раза он смог найти обходные пути и как-то устроить свою судьбу. Парень в целом предпочитал перестройке мира уход в себя, в волшебство, в иллюзии – но сейчас он снова ощутил, как все-таки ограничена его жизнь в Империи, ограничена не разумом, не законами природы, а старым кретином, не сделавшим за всю свою жизнь ничего, кроме наблюдений за звездами и чтения написанных сотню лет назад книжек какого-то полоумного эльфа… Да что ж за вашу мать?!
– Мастер, кто собирал посудомоечные шкафы? – спросил Ярин.
– Ласым, он…
– Но почему именно он?
– У него было свободное время, и я подумал…
– Правильно, потому что его ни к какой работе не подпускают! У него же руки из задницы растут! Вы знаете, что он шурупы вообще никогда не заворачивает?
– А что он с ними делает? – поразился мастер Елсей.
– А то вы не знаете. Он их молотком забивает!
– Ну что поделать, у троллей суставы тугие, сложно им отвертками орудовать. Не дело это, так вот сплеча рубить, вот так сразу, руки откуда-то не оттуда растут. Нужно разобраться сначала во всех обстоятельствах, помочь, посоветовать…
– А почему бы вам Ласыма на склад не отправить? Там ничего крутить не надо, пусть таскает туда-сюда! – это бы и впрямь не помешало: каждый работник цеха, если ему требовалось что-то со склада, отправлялся за искомым самостоятельно, и также самостоятельно относил туда готовые изделия.
– Это что же получается? – обиженно загундел Ласым, здоровенный тролль лет сорока с толстыми щеками и маленькими, поросячьими глазками, – ты, значит, весь день на стуле сидеть будешь, чаи гонять, а я – туда-сюда бегай да таскай? Разве ж это по совести? Я ж не виноват, мастер Елсей верно все говорит – у троллей тугие эти… уставы. И глазомер страдает. Что же получается, раз я тролль – то мне таскать туда-сюда?
– Не потому что тролль, а потому, что ты больше не умеешь ничего, – раздраженно откликнулся Ярин, – сейчас из-за тебя шкафы из плана вычеркнут…
– Ну и хрен бы с ними, – пожал плечами Ласым, – шкафы, фу-ты ну-ты. Морока одна. Разбираться еще в ваших чертежах, что куда заворачивать, да где сколько отмерить. А у меня дочка сопливит вторую неделю и жена суп пересаливает, и вы мне тут со своими шкафами – че?
– Мастер, куда девались все ручки от шкафов? – отвернулся от Ласыма Ярин, – как эти шкафы открывать-то будут, ногтями? Вы же знаете, кто их растаскивает, неужели это нельзя прекратить?
Это вызвало тихий ропот собравшихся гоблинов. Как так, прекратить? Ведь цех не принадлежал мастеру Елсею или отцу Пигидию – он был, согласно идеологии культа Равенства, народным, общим. А раз так, то почему бы не позаимствовать с него нужные в хозяйстве вещи? Ведь народное – это и немножко твое, не так ли?
– Это все никсы, – выкрикнули из толпы, – они завсегда ручки воруют!
– Мастер, почему бы вам как-нибудь не проверить карманы на проходной? Сразу же узнаем, никсы это, или…
– Ну ты сказал, карманы проверить… Мы что ж, инквизиция что ли? Доказательств, что это кто-то из цеха, нет!
– А кто тогда? Никсы?
Ярин пытался воззвать к разуму мастера Елсея, который, разумеется, не мог верить ни в каких никсов. Но, посмотрев на его лицо, парень внезапно сдался. Оно не выражало ни толики понимания, только какую-то капризную расстроенность: как же так, почему вдруг все обернулось такой плохой стороной? Ну да, в цехе были некоторые недостатки. Но разве это уж было так важно? Тоже мне, беда! Ручки можно и на барахолке купить, а что шкаф скособочился – так домовитый хозяин должен уметь и сам подлатать, подкрутить, где нужно. Разве ж это главное? Главное, чтоб коллектив дружный был, чтобы все по совести было, по справедливости. Нельзя сказать, что мастер Елсей вообще ничего не делал, чтобы улучшить работу цеха: он и стенгазету распорядился оформить, чтоб ударников производства хвалить, а лентяев и прогульщиков – клеймить позором, и колонну на День Народного Единства всегда оформлял красиво… Вот это было дело! А ругань и скандалы мастер не любил, не говоря уже об обысках на проходной, и всегда старался уладить все по возможности мирно, сильно расстраиваясь, если конфликт погасить не удавалось.