В следующий момент дом на улице Латаля, 39, сотряс истошный вопль.
Услышав свист Мирты, Киршт выпрыгнул из фургона: горн Малакая в одной руке, взведенный арбалет – в другой. Тревожный, сначала низкий, затем уходящий вверх звук разнесся по монастырскому двору. Киршт старался трубить потише, чтобы не было слышно внутри монастыря.
– Стоять смирно! – негромко произнёс Киршт.
Первый стражник, худой и молоденький – из Староместа, видимо – сразу же вытянулся в струнку, пятки вместе, руки по швам – уж этому-то его научили. Другой просто стоял, выпучив глаза и хватая ртом воздух.
– Здесь запрещено играть музыку! – третий стражник, тролль, оказался самым стойким. Он уже тянулся к своему мечу, когда в его горло вошел арбалетный болт.
За Иана, сука, – отрешенно подумал Киршт. Конечно, это не был тот же самый стражник, но он тоже носил медный шлем. Ненавижу медные шлемы.
– Хйодр! Закрой ворота, – парень рысью побежал в указанном направлении. Все верно, горн действовал и на них тоже. Хорошо. Они – его друзья, но здесь, в Монастыре, начиналась небольшая война – и он был ее полководцем. На поле боя послушание необходимо. Только Мирта не выглядела ожидающей немедленных приказаний – наверное, вовремя заткнула уши пальцами.
– Ульрик, на башню! – чемпион школы по стрельбе из длинного лука кивнул и полез наверх. Секунду подумав, Киршт добавил:
– Дирк, за ним. Зомм, Дарт, оттащите труп и вяжите этих двоих.
Киршт обернулся к староместскому стражнику – горн околдовал его сильнее всего, паренек с готовностью подставлял руки под веревки.
– Сколько еще стражников внутри?
– Докладываю, ваше превосходительство: нисколько! – отрапортовал парнишка, – распоряжением наместника излишки городской стражи отозваны из Монастыря! Раз шпионов Альянса нет, то и охранять Монастырь не от кого, ваше превосходительство!
– Вольно, – разрешил Киршт уже связанному парню. Тот послушно расслабился в путах.
Гном обернулся к Мирте, которая изучала его, приоткрыв от удивления рот.
– Эта штука иногда работает лучше, иногда хуже, конечно. Но ты… Извлек из нее все возможное, похоже. Никогда не видела подобного. Ведь он действительно жаждет повиноваться! Думаю, ты мог бы даже дать ему оружие.
– Ага, щас!
– Я имела в виду, теоретически, конечно.
– Меня другое волнует, – Киршт не был настроен обсуждать теоретические вопросы, – как такое вообще может быть? Трое стражников на весь монастырь? Я ожидал как минимум дюжину!
– Я тоже. До меня доходили слухи, что после суда Бернд основательно поругался с Арианом, и отозвал часть Стражи в качестве очередной мелкой пакости. Но чтобы трое? Этого и я не ожидала.
– Неужели Бернд не знает про источник…
– Никто про это не знает, – резко оборвала гнома Мирта, видимо, не желая, чтобы его друзья или стража стали исключением, – кроме Ариана и, возможно, пары-тройки его приближенных. Ты даже не представляешь себе, насколько старый хрен скрытен.
Киршт оглянулся по сторонам и вздохнул, набрав полные легкие морозного, чистого воздуха. Его сердце учащенно стучало – взволнованно, быстро. Тем спокойнее показался парню внутренний двор. От ворот к тяжелым, окованным железом дверям Монастыря вела мощеная серым камнем дорога, с каждой стороны от которой виднелись ровные ряды чуть припорошенных снегом грядок. В полусотне шагов стоял Монастырь – величественный, трехэтажный, мрачный, как склеп, распахнувший двери перед новыми вечными постояльцами. Он ждал.
– Вот отсюда все и началось, – ни с того, ни с сего сказал Киршт.
– В смысле?
– А вы не знали? Ну, Площадь Восстания… Это Иан нас привел. Для него заключение Раслава в Монастырь стало последней каплей.
– Но ведь Раслав никогда не был… – Мирта смолкла. Киршт внимательно посмотрел на нее.
– Где он?
– Ну…
– Где он? – это было важно. Ради Иана.
Мирта пожевала губами и вздохнула:
– Где-то… На краю света, очень далеко. Я увезла его из города, и сейчас он в безопасности – с его-то талантом, в большей, чем когда бы то ни было.
– Разве художником быть так опасно?
– А кто говорит о художествах?
– Просто его рисунки… Вся эта история с обысками и арестами началась с его фишек для Меча и Посоха: с Императором, Наместником, епископом…
– Рисунки у него и впрямь неплохие, но дело не в этом. Мальчик – провидец. Его картинки так выразительны, так живы именно потому, что само грядущее смотрело с них в мир.
И кое-кого пугало, – мысленно добавил Киршт. Вот, значит, почему Ариан так взвился из-за них. Провидцы считались легендой – как и джены, как и Малакай со своим горном – но их на всякий случай не любили. Как Каркальщицу, к примеру. Еще бы, ведь талант вынуждал их говорить правду. Киршт снова посмотрел на Монастырь и молча двинулся вперед. Сзади также молча шла его штурмовая команда. Хйодр держался рядом с Миртой, и катил за собой впечатляющих размеров сундук на колесах.
Время нападения было выбрано не просто так: в Монастыре шла заутренняя молитва, и все его обитатели собрались в молельном зале. Киршт осторожно заглянул внутрь и обозрел ряды выряженных в серые робы, стоявших на коленях людей. Несколько стариков, дюжина послушников, пара десятков монашек. Его никто не заметил – молящиеся были полностью поглощены речами проповедника. Странно, но это был не Ариан. Проповедник вещал что-то о великой исторической миссии, о вахте, на которой стоит Церковь для противостояния мировому злу и хаосу, и тому подобный бред, который Киршт не раз и не два слышал от уличных проповедников, на собраниях в школе и Латуне, на соборах в ЩИСХИЖе. Речи этого святого отца, впрочем, отличались от других, в них слышалась сила и уверенность взамен обычной скучной казенщины. Киршт даже на мгновение заслушался.
О, если бы все это было правдой! Чем-то большим, чем просто слова. Великая миссия, особая роль великого имперского народа. Впрочем, Киршт никогда не считал себя его частью. Он не был имперцем, он был гномом и щачинцем, и его лояльность никогда не простиралась дальше его города, его гномьего народа. Но, возможно, быть частью чего-то большего – это не так уж и плохо? Может быть, стоило поступиться долей собственных мелочных интересов ради создания могучей Империи? Наверное, именно так после войны думали те щачинцы, которые вместо воссоединения с Горными Городами предпочли вхождение в Империю. Не то чтобы у них был выбор – но, возможно, немного принуждения было необходимо и даже полезно для великих целей? Ясность сознания Киршта померкла, в него закрались сомнения. Что я здесь делаю? Может быть, Штарна – это та жертва, которую я должен принести во имя благополучия страны, благополучия народа?
Тут он почувствовал резкий, болезненный тычок в ребра – это Хйодр с силой пихнул его локтем. Он смотрел на Киршта с недоумением: чего, мол, застял. Ох, дьявольщина! В Монастыре проповеди были особенно доходчивы. Киршт едва не попался!
Звук горна Малакая – на этот раз не приглушенный, а полнозвучный, волнующий, тревожный – возвестил о конце проповеди, прорезавшись, словно ложка сквозь желе, через сонную трясину. Только что ритмично кивавшие головами и послушно хлопающие люди собрались, вытянулись, ожидая приказаний. Приказания последовали незамедлительно – проповедник почти не поддался колдовству, и в следующую минуту десяток цепких рук бывших обожателей обвили его, повалив на землю, связывая веревками, которые Киршт бросил в кучу-малу.
– Дарт, Зомм, вяжите всех, – приказал Киршт, когда с проповедником было покончено. Он подошел к ближайшей к нему послушнице – молоденькой девушке, которая была даже симпатичной, особенно сейчас, когда на ее лице вместо мины служения и покорности было оживление, жажда деятельности.