Я спустился обратно в подвал.
– Не думал, что ты вернешься, – раздался уже знакомый голос.
Я встрепенулся, застывая на пороге. Как можно было не заметить пробуждения мальчишки?
– Давно не спишь? – вопросом на вопрос ответил я.
– С того момента, как ты ушел.
– Проверял улицу, – пояснил я. – Там безопасно. Можешь идти.
Сегодня мальчик был другим. Во всяком случае, мне так показалось. Он выглядел бодрым, хоть всё еще имел заспанный вид. Но дело было не только во внешности: из его поведения исчезла агрессия и злоба; сегодня передо мной предстал самый обычный подросток. Чумазый, худой и очень бледный, но всё-таки подросток.
Я почувствовал укол совести. Неужели я и вправду хотел его бросить лишь потому, что он чужак?
Я идиот. Я самый большой идиот на свете. Моя паранойя однажды сыграет со мной злую шутку.
Вот уже год, как я остался один. Долгий год безысходности и скорби. Я томился в своей клетке гребаный год. И самое страшное, что буду продолжать томиться. Он ведь ясно дал мне понять, что не намерен оставаться в Виллсайле. Да и собираюсь ли я его останавливать? Нет, конечно. Вряд ли бы мне хватило сил привести незнакомого человека домой.
Однажды я сумею найти исправный транспорт и уеду отсюда. И в мои планы точно не входит этот мальчишка. Он станет обузой.
– Заснул что ли?
– Я просто… Не важно. Так ты знаешь куда идти?
К моему удивлению, он был уже одет. Сидел на тахте и туго шнуровал сапог, не поднимая головы.
– Не совсем. Переживаешь?
– Если только за себя.
– Раз ты такой чувствительный, может, проводишь меня до моста?
Проводить? Вообще-то у меня было много работы. Я потерял много времени и всё, чего хотел сейчас – это прийти домой и упасть в любимое кресло.
Но…
Мне было необходимо убедиться в том, что он действительно свалит из города, а не выследит мой дом, добудет оружие, возьмет с собой парочку опасных личностей и завалится, чтобы ограбить.
Я точно параноик. Или просто пытаюсь оправдаться.
Вдруг мне действительно важно провести еще пару часов рядом с живым человеком? Скажи, Освальд, ты бы осудил меня за этот порыв?
– Ладно.
– Ладно? Не думал, что ты так быстро согласишься. Пойдем?
Ему было и невдомек, как трудно далось мне это решение. Каждое решение давалось мне безумно трудно.
– Пойдем.
Мы выбрались из музея. Странно было ощущать себя за пределами дома в такую рань. На улицах, как то часто бывало, стоял туман. Он не лишал видимости (я мог разглядеть улицу впереди), а лишь оседал смутной дымкой на волосах.
– Здесь так спокойно. Непривычное чувство.
– Я бы так не сказал. Нельзя приравнять тишину к спокойствию.
– Ты не понимаешь. Я прошел полстраны пешком и многое повидал, но такого не чувствовал уже давно. Будто бы люди только-только покинули дома. Вещи валяются прямо на полу, в некоторых зданиях даже стекла уцелели. Время застыло в этом городе.
– А в других городах… не так?
– Издеваешься? Многие города исчезли с карты мира. Всё, что осталось – это пыль, руины и писк счетчиков Гейгера.
Я опешил. Нет, конечно, я знал, что военные пытались избавиться от зараженных любыми способами, но это… переходило все границы.
– Почему? – спросил я в замешательстве. Взгляд мальчика ясно дал понять, что он считает меня как минимум дураком.
– Почему? Как давно ты выходил из дома? – он вздохнул. – Чтобы избавиться от самых крупных очагов заражения. Такая участь постигла многие города. Мой родной город разбомбили у меня на глазах. Помню то утро, когда проснулся от оглушительного звона в ушах, а потом… Я был уже далеко за чертой, но ощущал это всё так, будто стою на одной из улиц. Сколько бы миль не разделяли меня от взрыва, я всё равно никогда не забуду… огненное облако, волной идущее в разные стороны.
Мы шли непривычно медленно, но уже добрались до соседней улицы. Быть может, я просто увлекся разговором. Мне было приятно слушать его текучий голос, пусть даже он говорил о пугающих вещах.
– Ясно.
– Это всё, что ты можешь сказать?
Я потупил взгляд.
– А что ты от меня ждал?
– Ничего не жду. Но неужели тебе неинтересно творящееся дальше собственного носа?
– Не хочу забивать себе голову. У меня хватает проблем.
Он недовольно цыкнул:
– Ах, совсем забыл, что тебе плевать. Впрочем, ты всё равно не понял бы.
Этот ребенок явно начинает меня раздражать. Откуда в нем столько презрительности? Неужели он считает меня бездушным? Только сейчас я сумел разглядеть, сколько высокомерия выдавали его ужимки и странные взгляды. Едва достает мне до плеча, а уже мнит себя великим выжившим. Да кто он вообще такой?