Но Гюго часто неточен в своих датировках. То, что коронация Людовика XI состоялась в 1461 году, как он пишет, еще верно. Но он потом добавляет — «итак, восемнадцать лет назад». Значит, действие романа перенесено в 1479 год (когда появление Роберта д'Эстутвиля было бы справедливо) — Гюго пишет: 29 марта был днем Святого Евстрахия. Но этот день празднуется по церковным календарям 20 сентября. И это — не единственные оплошности.
Следует упомянуть, что Гюго написал роман, а не научный трактат и что даты и факты в произведении не столь важны, как язык, действие, окраска, эмоции. Все это верно, и назойливые перечисления несоответствий были бы как раз мелочами, если бы не одно странное обстоятельство. Гюго провел долгие и подробные исследования для книги, и первоначально он определил верный 1483 год для действия романа. Дату смерти Марии Бургундской можно легко проверить по историческим хроникам, — так же, как дату заключения договора в Аррасе. Итак, Гюго осознанно передвинул действие романа. Из этого приходится заключить, что и многие иные несоответствия ведут… к намеренному запутыванию следов.
Теперь, когда мы знакомы с оригинальным манускриптом писца Армана Сове, мы можем, по крайней мере, примерно реконструировать события. Очевидно, что эта рукопись попала в руки Гюго. По ее сюжетам и на ее основе строился роман. Есть указания, что молодой Гюго находился в дружеских отношениях с потомками физика Иосифа Сове (1653-1716, он ввел понятие «акустика»). А тот, в свою очередь, мог быть потомком нашего Армана Сове. Так записи Армана, вероятно, и дошли до Гюго. Автор был слишком молод, когда писал «Собор», но уже считался известным писателем, а в 1825 году стал кавалером Почетного Легиона. Несмотря на свою юность, он был человеком, которому можно доверить тайну Армана Сове.
И со всем воодушевлением юности он принялся за работу, изучая общественно-исторический фон невероятного рассказа Армана. Он нашел издателя Госселена. А потом произошло что-то, заставившее его сомневаться. Возможно, он лишь тогда узнал, что материал чрезвычайно актуален? Быть может, его исследования были потревожены поздними наследниками истинно «чистых» или дреговитов? Или же он понял, что опасность для человечества, которая находилась в силе солнечного камня, все еще существовала? Вероятно, ему потребовалось время, чтобы замести следы — и в Париже, и в рукописи Армана. Поэтому последовали многочисленные изменения в датах и ходе действия. Ведь в нем не существует прямой связи ни с солнечным камнем, ни с machina mundi — пожалуй, нет даже скрытого намека.
Гюго пишет в своем романе «о монахе-привидении, который бродил по ночному Парижу» и заставляет отца Фролло сказать Эсмеральде немного необоснованно: «Рок схватил тебя и бросил в ужасные колеса машины, которые я построил в темноте». И, словно указание было еще недостаточно четким, Гюго говорит о занятиях Фролло алхимией и надписи «АЫАГКН», которую Гюго якобы или действительно видел еще на стене кельи в Нотр-Даме. Была ли это ведьмовская кухня Фролло?
Если Гюго дает такие подробные указания на мрачные коллизии Фролло, почему он делает из Оливье де Дэна подручного короля Людовика, а не столь мрачную фигуру, которую Арман разоблачил как «дьявола»? К чему все эти изменения значимости в романе Гюго, намеки и полуправда? Чтобы запутать следы одних (дреговитов?), но другим (истинно чистым) дать достаточные указания?
Мы можем только догадываться обо всем.
В 1851 году Виктор Гюго был вынужден покинуть Францию. На то была всем известная причина, но могла быть и тайная. Известная причина ясна — враждебность к Луи Наполеону Бонапарту, который в декабре 1851 года занял пост президента благодаря государственной интриге, а уже в следующем году провозгласил себя императором Наполеоном III. Через Брюссель в 1852 году Гюго попал на остров Джерси, а в 1855 году отправился в окончательную ссылку на соседний остров Гернси. Этот британский остров на время господства Наполеона III стал на пятнадцать лет убежищем для Гюго. И когда парижский узурпатор предложил ему в 1859 году амнистию, поэт остался на «гостеприимных и свободных скалах», как он однажды назвал Гернси. Остался только из упрямства по отношению к императору Наполеону, из верности делу республиканцев — или также и по другой, скрытой причине? Бежал ли Гюго от темной силы, более ужасной, чем новый режим?
В 1856 году Гюго покупает «Отвиль-Хауз», небольшой участок земли в столице Гернси Сент-Питер-Порте. Оттуда он мог видеть не только гавань, но при хорошей погоде наблюдать и море — до самого французского берега С этой целью Гюго построил обзорную площадку на крыше. Можно только гадать, кидал ли он отсюда тоскливые взгляды на свою родину или в ужасе ждал преследователя, который каждый день мог причалить к берегу в Сент-Питер-Порте. Этот преследователь мог оказаться наследником отца Фролло и Оливье Ле-Дэна.
Гюго проявил себя как увлеченный декоратор. Он велел перестроить весь дом так, что и сегодня он — аттракцион для туристов. Экскурсия по декорационным курьезам — это кульминация поездки в Сент-Питер-Порт. Нет ни одной стены и ни одного угла, ни одного стол или стула, на которых бы писатель не оставил печати своего своеобразного вкуса. Стены и потолки украшены фарфоровыми тарелками и мисками или дельфским кафелем. Но куда важнее тайники и ходы во всем доме и огромное количество зеркал (их — пятьдесят шесть), которые образуют изощренную систему, предвосхитившую нынешнее видеонаблюдение. С помощью зеркал Гюго мог подглядывать даже за задними углами дома.
Сошел Гюго с ума в ссылке? Ожидал ли он врага, который никогда не пришел? Или противник побывал уже там и незаметно вселил ужас в «Отвиль-Хауз»? Существуют рассказы о привидениях и спиритических сеансах, которые Гюго устраивал с посетителями и родственниками. Больше всего бросается в глаза и кажется ужасной судьба его дочери Адели, которая впала в глубокую депрессию уже на Гернси. У нее даже проявились признаки безумия, а позже она полностью поддалась болезни. В 1863 году Адель навсегда покинула остров. Возможно, бегство стало не только итогом ее безнадежной любви к британскому лейтенанту Алберту Пинсону, за которым она последовала в Канаду, где он женился на другой.
На первый взгляд, связывать все эти события с романом Гюго «Собор Парижской Богоматери» — несколько самонадеянно. Но одного нельзя забывать (наряду со всеми скрытыми указаниями) — если кто-то хочет войти в «Отвиль-Хауз», ему придется пройти через портал, украшенный терракотовыми фигурами из романа. Выглядит это так, словно Гюго хотел сделать это произведение девизом своего дома, своего бегства Его сын Шарль однажды назвал украшение «Фронтисписом Отвиль-Хауза».
Гюго покинул Гернси лишь в 1870 году, после падения Наполеона и установления Третьей Республики. Он неоднократно возвращался в «Отвиль-Хауз». Его наследники отписали имение в 1927 году городу Парижу, а мэрия превратила дом в мемориальный музей Гюго. Несколько лет спустя там нашли спрятанные в одном из многочисленных тайников записки Армана Сове из Сабле.
Как у Виктора Гюго, так и у Армана Сове есть несколько пунктов, которые не совпадают с нашими преданиями. Но кто тут ошибается — заставший Возрождение хронист из позднего Средневековья или же наши иногда прямо-таки сомнительные источники? Я бы хотел указать в связи с этим только на четырех людей, которые встречаются в докладе Сове.
Первый — Пьер Гренгуар. Он играет столь же важную роль, как и в романе Гюго. Но актер и автор пьес Пьер Гренгуар, которого мы называем источником, родился лишь в 1475 году, он мог быть в 1482/83 году всего лишь мальчишкой.
Второй — Леонардо да Винчи. На самый поверхностный взгляд он уже должен был поступить в 1482 году на службу к Миланскому герцогу. Это противоречит представленной в записках информации? Но тот, кто точнее проведет исследование, наткнется на мрачные завесы над этими указаниями дат, а биограф Леонардо, Кеннет Кларк взял в четкие временные рамки (1482 — переезд в Милан) самым честным образом.