– В таком случае лечение переломов осуществляется как в Средние века.
– К сожалению, так оно и есть.
– Но ведь это ужасно, это просто катастрофа! Я вне себя.
Он прав. Вскоре я лично убеждаюсь в том, скольких инструментов не хватает для оказания хотя бы отчасти удовлетворительной помощи раненым с переломами костей. И это в 1941 году! Некоторые инструменты можно заменить, используя кое-какие подручные приспособления. Только одну вещь ничем не заменишь: скобы Киршнера, используемые для крепления натяжных проволочных тросов. Их нужно обязательно раздобыть – во что бы то ни стало.
Сплошь и рядом чего-нибудь не хватает. Я пребываю в постоянном напряжении. Во время многочисленных осмотров в лазаретах с хирургами происходит один и тот же неизбежный разговор:
– Есть у вас генератор электрического тока?
– Нет.
– А рентгеновский аппарат?
– Нет.
Иногда я слышу в ответ:
– Да, но он остался далеко в обозе.
– Есть ли у вас бестеневая лампа?
– Нет.
– Респираторы для лечения ранений грудной клетки?
– Нет.
– Сульфаниламидные препараты?
– Были, уже закончились.
– А что-нибудь похожее?
– Нет.
– Как у вас с гипсовыми повязками?
– Плохо. Осталось немного, но совершенно твердые.
– Здесь есть устройство для фиксации таза или инструменты для скелетного вытяжения конечностей?
– Нет.
– А как же вы оказываете помощь раненым с переломами конечностей?
– Сами видите!
Значит, вот как обстоят у нас дела. Известно ли об этом главному врачу армии? Вот почему он сказал мне при встрече будто между прочим: «Не ждите на фронте никаких удобств, на передовой все просто».
Сплошные несчастья
Резиденция главного врача и его штаб располагаются в небольшом пригородном городке под Даугавпилсом. Густель на машине отвозит меня туда. Мы едем вдоль Даугавы мимо крепости. Заведующие отделениями, корпусные и дивизионные врачи, генерал-майор медицинской службы танкового отряда собрались, чтобы обсудить сложившееся положение. После окончания дискуссии я немедленно подхожу к главному врачу.
– Вы хотите со мной поговорить, профессор?
– Разумеется, господин генерал-майор. Прошу вас выслушать меня.
– Если это необходимо. Он начинает нервничать.
– Да, необходимо, господин генерал-майор! – настойчиво подтверждаю я.
Известный своей нерешительностью, он очень не любит, когда от него требуют принимать решения. Однако сейчас дело касается раненых.
– Итак, о чем речь?
– О несчастьях, господин генерал-майор, о сплошных несчастьях, – бодро рапортую я ему прямо в лицо. – За последние восемь дней я основательно осмотрел лазареты и госпитали, даже оперировал. И пришел к неутешительным выводам.
– К неутешительным? Ну, не думаю, что все так плохо, – задумчиво произносит он.
– И даже хуже, – отвечаю я упрямо и решительно, не давая ему возможности возразить.
– Хорошо, хорошо, если есть необходимость, то докладывайте. Сигару?
Он протягивает мне портсигар. Поблагодарив, я отказываюсь. Он закуривает с явным наслаждением.
– Пункт номер один, господин генерал-майор, – начинаю я. – В полевых и военных госпиталях нет ни одного рентгеноскопа и никакого агрегата для генерирования электрического тока.
– Знакомые проблемы, господин профессор. Как все знакомо! – Он машет рукой и заявляет: – На то есть свои причины. Перед началом стремительного наступления наших войск вышел строгий приказ весь тяжелый груз оставить на границе, в том числе и рентгеноскопы. В конце концов, подразделения медицинской службы должны поспевать за боевыми частями, им нужно быть мобильными. Молниеносная война, вы же понимаете.
– Не совсем!
– Извините?
– Я не совсем вас понимаю, господин генерал-майор. Учитывая, что успех хирургов полностью зависит от наличия генератора и рентгеноскопа. – И объясняю подробно: – Только с помощью такого генератора можно использовать дренажный насос, электродрель, легкий или тяжелый рентгеноскоп, не говоря уже об электрическом освещении лазаретов и операционных. Между прочим, ветеринарные лазареты полностью оснащены генераторами и рентгеноскопами, электрическим освещением, электродрелями и другими современными приборами, в чем я мог убедиться лично. О лошадях заботятся лучше, чем о больных и раненых.
Я с напряжением жду, как он отреагирует на мои слова. Он что-то бормочет. Кажется, в принципе согласен. Тушит свою только что начатую сигару о пепельницу, видимо, она ему больше не доставляет удовольствия. Затем встает, некоторое время в молчаливой задумчивости ходит по комнате, в конце концов, останавливается у окна и смотрит на улицу. Наконец, начинает: