Филипп и герцог засмеялись. Король обнял Гильома:
– Спасибо за искренность, великий герцог.
– Это честно, сир. Да! Чуть не забыл! Как тебе, Филипп, наша графиня Бертрада? Еще та «штучка», не правда ли? Глаза, губы, грудь! Просто восхитительный розанчик вырос на «грядке» мессира Фулька! А?
Филипп решил не откладывать вопрос в «долгий ящик», сказав герцогу правду:
– Гильом. Я, кажется, полюбил ее…
Гильом открыл рот, постоял так мгновение, потом хлопнул себя по ногам и засмеялся:
– Сир! Кузен и друг! Я тебе – не соперник! Флаг тебе в руки, сир! Удачи в бою!..
– Так значит, ты не против? – Удивился Филипп.
– Бог с тобой, король Филипп! Неужели ты думаешь, что твой верный друг, вассал Гильом Аквитанский станет поперек дороги тебе? Глупость! Бертрада – просто золото! Я бы и сам, клянусь Святым Валери – покровителем Пуату, приударил бы за ней! Молодец, мой сир, кузен и человек с отличным вкусом! Нет слов…
Филипп прекрасно понимал, что этими словами немного ранил впечатлительного герцога Гильома. Он вздохнул и произнес:
– Это больше, Гильом. Я полюбил ее…. Полюбил больше жизни.
Гильом поклонился Филиппу, потом, положив ему руку на плечо, сказал:
– Папа Римский и все соседи просто с ума сойдут от злости и злорадства! Готовься, мой король, но знай и помни – пока я жив, ни одна «тварь» на моих землях не произнесет ни единого плохого слова в твой адрес! Ты – настоящий мужчина! Взял, и решил!!!
Филипп простился с герцогом и поехал домой. Его сердце вместе с радостью признания любви охватила какая-то смутная тревога, но, не за себя, а за своих детей, свое потомство…. Он плюнул. Он все решил для себя! Миру остается только признать его право на свободное решение в пользу любви…. Чего бы это не стоило….
Филипп возвращался в прекрасном настроении. Он насвистывал какую-то мелодию себе под нос, рассеянно отвечал на вопросы своего брата Гуго де Вермандуа и других попутчиков, шутил невпопад, не раз вызывая краску на лицах знатных сеньоров королевства, которые ехали вместе с ним.
Король еле дотерпел до момента, когда граф Гильом де Невер и виконт Эд-Эрпен де Бурж, уговорив герцога Бургундии немного погостить у них, оставили эскорт Филиппа на развилке дорог, одна из которых шла на Орлеан, а вторая, немного петляя, уходила на Бурж и Невер.
Гуго де Вермандуа увязался с ними, чему не сильно противился Филипп. Все его мысли теперь были только о прекрасной графине Бертраде. Расставшись с ними, Филипп погнал свой эскорт как можно скорее в Орлеан – большой королевский город и крепость, расположенный на Луаре.
Во дворце Филиппа встретила его жена, королева Берта Голландская, что сразу же погасило романтический настрой короля. Он кисло улыбнулся, холодно и отстраненно приветствовал ее и пошел к себе в комнату, сославшись на усталость.
Берта Голландская, его жена и мать его детей, не была любима королем ни единого дня. Это была несчастная жертва династического брака, вся функция которой сводилась к рождению наследника престола. Она, как и все ее фламандские родичи, быстро располнела, расползлась до невероятных размеров, чему сильно поспособствовали частые роды. Вся ее жизнь была одной сплошной тоской, тоской жуткой, постоянной, ноющей и неизбежной. Единственной отдушиной в жизни Берты был молодой принц Людовик, в котором она просто души не чаяла, лаская и балуя его. Эта любовь к ребенку заменила ей практически весь мир, который она и не видела толком. Практически не присутствовала на приемах, устраиваемых ее супругом – королем Франции в честь знатных соседей или по важным праздникам. Берта большинство своего времени проводила в молельне, объезжала монастыри, аббатства, стараясь убить серую и беспросветную скучную жизнь нелюбимой жены короля. Она научилась не слышать шепота придворных, обсуждавших новую пассию ее супруга, она, как бы, «зашила» свои глаза и уши. Вот и сегодня, Филипп приехал и, не сказав ни единого доброго слова, ушел к себе.
Филипп переоделся, умылся с дороги и понял, что больше так жить не может и он. Его «пустота» души вдруг была заполнена до самых краев Бертрадой, ее глазами, смешливым взглядом, переливчатым смехом, бархатистостью кожи. Всем! Всем своим телом и душой Бертрада заполнила сердце и мысли короля Филиппа. Он понял, что влюблен, жутко влюблен, влюблен до безумия, до исступления, до дрожи в руках и ночах. Он влюблен…
Грустно вздохнув, Филипп вдруг решился на страшное. Он решил… расстаться с Бертой.
«Но, как это сделать? Развод? Практически невозможно! Папа Римский, вряд ли, позволит утвердить развод короля Франции…. Да и что сказать, как объяснить причину развода?
Да. Просто кошмар! Тут, того и гляди, отлучат меня от церкви, как герцога Гильома Аквитанского! Но, ему хорошо! Он богат, знатен, у него мало врагов. Все его вассалы имеют земли, значительно меньшие, чем он. А у меня? Меня же просто разорвут на части соседи! А, плевать…» – решил Филипп.
Он позвал слугу и попросил, чтобы он передал его жене – королеве Берте следующее:
«В виду крайней необходимости повелеваю тебе, Берта Голландская, немедля выехать в замок Монтрейль и находиться в оном замке до особого указания короля, твоего любящего супруга…»
Филиппа прямо мороз по коже пробил. Такого цинизма он еще не позволял в своей жизни! Ближе к ночи, король услышал стук копыт и скрип повозки, увозившей его супругу Берту далеко на север королевства, практически к границам с Фландрией и Понтьё…
Прошло почти три недели после визита короля Филиппа к графу Фульку. На короля навалилось много дел, так что не было свободного времени вспомнить о мимолетной встрече с Бертрадой де Монфор. Шамбриэ и остальные дворцовые служащие, буквально, завалили Филиппа горами королевских ордонансов, бумаг, указов, требующих неотложного внимания короля.
Бертрада «приходила» к Филиппу ночами, заставляя его, раз за разом, вспоминать их встречу во сне. Только, на этот раз, красавица графиня была совсем иной. Абсолютно раскованная, совершенно не жеманная, манящая, упоительная и зовущая Бертрада творила во сне с Филиппом такое, что даже «умудренный» амурными подвигами король не мог себе представить. Он просыпался, грустно вздыхал, понимая, что это только сон, с явным отсутствием аппетита завтракал и «погружался» в дела. Его приближенные, де Немур и де Вилльбеон просто диву давались – таким они давненько не видели своего короля!
Но, однажды, сон превратился, наконец-то, в явь. К королю, завтракавшему на открытой террасе своего дворца, вбежал молоденький конюший – мальчишка лет одиннадцати, практически сверстник его сына Людовика. Юный рыжеволосый конюший, смутившись своей поспешности и наглости, с какой он буквально вломился к Филиппу, густо покраснел, упал на колени и срывающимся от волнения голосом произнес:
– Сир! Ваше величество! К Вашему величеству прибыл Его светлость граф Фульк де Анжу!..
Филипп чуть не подавился от неожиданности. Он оставил недоеденным свой завтрак, поспешно вытер губы и руки салфеткой, расшитой его вензелем, удивленно посмотрел на мальчика и переспросил:
– Что ты сказал? Тебя, если не ошибаюсь, зовут Годфруа «Рыжий»? Ты – сын моего серва Леви и дружишь с молодым принцем Людовиком…
Годфруа снова покраснел, испуганно ответив:
– Сир, Ваше величество, не изво…
Филипп улыбнулся, подзывая к себе конюшего:
– Иди сюда. Не бойся! Король любит расторопных и верных сервов. Так, кто изволил приехать ко мне?
Годфруа на коленках подполз к королю и повторил:
– Сир. Приехали граф Фульк де Анжу со свитой. Писцами и супругой!
Услышав последние слова серва, Филипп вздрогнул. Его сердце учащенно забилось, потом, вдруг, практически остановилось, обдав короля холодом. Его руки сделались холодными и вялыми, голова немного закружилась. Филипп протянул руку к столику, взял небольшой серебряный кубок с вином, отпил и сказал: