Слишком мало информации. Будем ждать.
* * *
Дорога все бежала и бежала под ногами, а наша познавательная беседа становилась все интереснее и интереснее. Я даже перестал замечать оглядывающихся на меня и крутящих пальцем у виска людей.
— …И как же ваши ряды пополняются?
— Ой, сложно, Мишаня! Не то слово! Им чё, взяли реального праведника и посвятили в ангелы.
— У нас абы кого, просто так, не посвящают! — воскликнула Консуэла.
— Что-то у меня вот прям сейчас, глядя на некоторых присутствующих личностей, сомнение в этом утверждении… — Элли косо так, с легкой усмешкой глянула на визави. Та опустила глаза в землю и покраснела. Что-то тут не чисто.
— А демон не должен быть злым. — Продолжала бес. — Из наших клиентов получаются только черти-исполнители. Не больше.
— Как же вы их находите? Других демонов?
— Я ж и говорю, это сложно. — Вздохнула бесенок. — Первые демоны — это восставшие в свое время ангелы. И не только ангелы. Они подняли восстание, протестуя против насилия и страданий, которые Творец создал в этом Мире и приговорил к ним людей. Мы хотим очистить Мир от страдания и горя.
Круто. Новый поворот в мировоззрении. Ангел презрительно скривилась, но молчит. Значит не такая уж это ложь.
— Еще один, самый обидный стереотип, что демоны плохие. Они всего лишь хотят справедливости! Среди таких же, искателей справедливости, мы и ищем себе подобных. Они не попадут на Курорт, так как не довольны политикой Шефа, но и в Загон их упекать не за что.
Видишь, как получается: с одной стороны нам надо делать зло, чтоб получить инферно, с другой, мы не хотим этого делать. А все потому, что проиграли войну…
— Вы не той дорогой пошли. — Оборвала Консуэла. Единственный путь спасения, это Любовь!
— Вот, только не надо вот этого! Другому кому расскажи!.. — вспыхнула демон.
— И расскажу! Как можно создать мир без боли без любви?
— Можно-можно! Только вы, крылатые сволочи, потеряете тогда всю свою власть! Потому и не даете ничего сделать! Связываете по рукам и ногам!
— А не слишком ли радикальные у вас методы? Ты не задумывалась? Как сделать так, чтоб все были богаты? О! А давайте убьем всех бедных! Один баран посчитал себя умным, выдвинул смелые идеи. А другие бараны стадом поплелись следом! И до сих пор плетутся, не понимая, что они бараны, и что идеи их стадные — мысли обожравшегося мухоморами шамана! И плетутся вот так вот, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, разрушая планы Творца, рассаждая в Мире ненависть, зависть, корысть и сея смерть. Идеалисты хреновы!
Демон, скажем так, слегка обалдела. Я б даже сказал не совсем слегка.
— Все сказала?
Та кивнула.
— Классная отповедь, курица. Свершилось! Я смогла тебя расшевелить! А то все молчком, да казенными ликбезовскими цитатами… — и довольно потерла руки.
Консуэла тоже, видимо, вспомнила, что ангел должен обладать ангельским терпением и не вступать в глупую бессмысленную полемику с лукавым бесом, густо покраснела.
— А что больше, Метро или Контора? — спросил я, пытаясь сменить тему, пока они не подрались.
— А там, Михей, нет ни понятия расстояния, ни объема. Речь идет только о понятиях Силы. У кого ее больше, тот и сильнее. Тот больше.
— А сейчас у кого больше? У Светлых или Темных?
— Сейчас… — Консуэла тяжело вздохнула. — Сейчас пока у них. Две мировые войны, социальные эксперименты, подмена веры в бога в веру всесилия денег, фанатичные религиозные течения — это все его, Князя Тьмы проделки. И грешников у него гораздо больше. Даже на Суде стали смягчаться требования к некоторым грехам. Например прелюбодеяние. Раньше каралось очень строго, а сейчас для западных культур его отсутствие подвигом будет считаться! Верхом добродетели! Вот тебя, например, в средние века только за имеющийся в багаже блуд Хозяину кинули бы. А сейчас ты считаешься слабеньким грешником, так себе.
— Но все справедливо, если по-честному. — Возразила Эльвира. — Одни грехи смягчаются, зато другие ужесточаются.
— Это какие же например?
— Ну, например, убийство. — Демон усмехнулась. — В мое время это был грех так себе, на каждом шагу убивали. Выйдешь на реку белье полоскать, мимо добрые дяди со шпагами ехать будут, трахнут тебя, да и горло перережут. Еще посмеются, прикольно хрипишь, когда кровь в глотке булькает! И спокойненько уедут, ни от кого не скрываясь. А если ты крестьянин какой, с хмурым видом навстречу идущий — то брюхо вспорят и танцевать заставят. Чтобы развеселить. Или в лавку выйдешь, а назад не придешь, потому что твои несколько жалких медяков другим дядям нужнее, а иного способа попросить они не знают. Или в трактир зайдешь, пивка попить, и не выйдешь, тамошним завсегдатаям подраться захотелось, ножичками помахать. И ничего твоим убийцам не будет. Потому что мы, товарищи, быдло, как Творец завещал…
А родные повздыхают-повздыхают, да и спать лягут. Дескать, что поделаешь! Средневековье!
Просто вы, дети постиндустриальной эпохи, не поймете! — Она сделала эффектную паузу, давая мне «догнаться» и обалдеть по полной. Я обалдел. И намек про убийство понял.
— А теперь этот грех считается самым страшным. После преднамеренного, целенаправленного убийства дорога только одна — к нам. — И демон так нежно и очаровательно улыбнулась. Милашка просто!
«Ну, какая же ты все-таки гадина! Кровожадная гадина!» — подумал я.
«Ты не прав. Просто реалистка.» — улыбалась она. — «Все есть так, как есть, вне зависимости от того хочешь ты этого или нет, нравится тебе, или не очень. Просто я к этому привыкла, а ты нет. Но ничего, ты только сегодня инициировался, у тебя еще мнооого времени впереди. Надеюсь…»
— То есть вы в течение моей жизни записываете все мои поступки, а потом на Суде их зачитываете.
— Ну, это образно. Озвучиваем просто. — Продолжила ангел. — Нам ничего никуда записывать не надо. Помним в деталях всю твою жизнь, каждую мелочь. Для того и приставлены.
— Да, Мишуня! — опять встряла бесенок. — Помнишь, как ты в пять лет в садике Лену Волошину толкнул? А она упала с качели и разбила лоб? До крови? — и опять так ехидно-ехидно усмехнулась!
— Нет. — Честно ответил я.
— А еще, как в младших классах пастилу и жвачки у бабулек на рынке воровал? А как у Вовки Кочеткова в пятом классе тридцать две «Турбы» спер, помнишь?
— Я не спер, я нашел!
— Да, но ты знал чьи они! Он, конечно, разиня, но ты их поднял и по-тихому спрятал, чтоб никто не увидел. Знаешь, — повернулась она ко мне. — Если бы ты их не поднял, оставил лежать, я б не так сильно заморачивалась. В той ситуации равнодушие было не таким уж тяжким грехом. Если б отдал, Консуэла впаяла бы очко в свою копилку. А ты забрал их себе. А это уже воровство, чувак! И ты за него ответишь на своем Суде. Как хочешь, но это моя работа… — она опять улыбнулась, только эта улыбка уже была серьезной, серьезней некуда.
— Но, я ж был маленький! Мне было всего-то одиннадцать лет?!! — попытался возмутиться я.
— Грехи срока давности не имеют. — Величественно возразила ангел, отбивая охоту возмущаться. — Но, я буду ходатайствовать, чтоб наказание конкретно за тот грех уменьшили, потому, что ты перерос и исправился. Что сейчас ты больше не воруешь, не пошел по той дорожке, по которой тогда хотела пустить тебя Эльвира.
— Эльвира? Она причем? — не понял я в очередной раз
— Курица, он такой глупый! Я ж говорила, что мы влияем на твои желания, хоть поступки совершаешь ты сам. Я только чуть-чуть на жадность надавила, а ты и повелся, как последний лох! На какие-то фантики! Кошмар!
— А я не смогла пробудить твою совесть так, чтоб она победила жадность… — вздохнула Консуэла.
Только теперь до меня стали доходить масштабы их работы. Это что ж получается? Каждый поступок, каждый мой маленький грешок или наоборот, добродетель, это плод борьбы вот этих двух куриц? И они каждый помнят? С самых моих пеленок?