Бог хранил девочку. Во-первых, Эльвира не заболела. Во-вторых, дядя не выгнал ее с порога, узнав, кто она и почему пришла, как она думала. Он пустил в дом, внимательно выслушал. Потом долго-долго расспрашивал о родителях. Затем вздохнул и отправил спать в каморку под лестницей. С тех пор Эльвира работала у дяди в трактире в качестве мелкой прислуги, подавала, убирала, мыла, носила воду, стирала. У нее была собственная маленькая комната под лестницей. Девочка прибрала ее, вычистила, обставила красивыми вещами и комнатушка приобрела небольшой, но весьма уютный вид.
Дядя, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, как поняла Эльвира, в свое время служил наемником у какого-то немецкого князя, не очень знатного, но не в пример богатого и щедрого к верно служащим его княжеству. Говорят, дослужился до офицера. А когда ушел на покой, на собранные средства купил трактир в родном Страсбурге, вычистил его, сделал ремонт и занялся бизнесом. Цены у него в заведении были не самые низкие, но от клиентов отбоя не было. И еще, что было хорошо лично для хорошенькой пятнадцатилетней Эльвиры, это то, что мало кто из посетителей отваживался приставать к ней и шлепать по мягкому месту. Одного взгляда старого наемника было достаточно, чтоб подвыпивший клиент осознал, что не прав. Что ссориться со старым воякой не стоит. И к племяннице его приставать тоже. Для здоровья безопаснее! Проще найти утешительницу на ночь в другом месте. Хотя, попадались разные индивидуумы. Одного, особо тупого и развязанного купчину дядя и Фердинанд как-то увели на задний двор. Что они с ним делали, она не видела, но глухие удары палками и кулаками, и сдавленные крики намекали, что в этом заведении тот вряд ли появится.
Характером дядя был тверд, груб, скрытен, но никогда не обижал племянницу. Хотя отчитывал ее, если та провинится, довольно грубыми солдатскими выражениями, от которых у девочки краснели кончики ушей, несмотря на то, что она работала официанткой и наслушалась всякого. Но зато никогда не рукоприкладствовал. Слугам иногда доставалось за особо сильное нерадение, но и к ним дядя относился в целом хорошо.
— Зачем людей обижать? Они должны не бояться меня, а уважать. Из страха работают рабы, и работают плохо. А они должны понять, что здесь им хорошо, и если я их выгоню, им будет плохо. Работать так, чтоб я их не выгнал! — сказал как-то дядя, когда она спросила, почему он не строг с прислугой и позволяет такое, за что иной хозяин наградит плеткой по спине.
— Вот, если я выгоню тебя, ты ж огорчишься? А если б я лупил тебя каждый день для профилактики, как делают добропорядочные буржуа, ты б сама от меня ушла. А до этого перебила всю посуду и нагрубила клиентам, так, что они стали бы ходить отдыхать в "Дядюшку Франца", а не ко мне. А так, ты прилежная молодая мадмуазель, работаешь на совесть, хотя я тебе даже не плачу. По родственному, так сказать. Вот еще замуж тебя выдадим за хорошего человека. Ты у нас красавица, трудолюбивая. Приданное какое-никакое сообразим…
Но девочка даже и не смела заикнуться о деньгах. Дядя был добр, баловал племянницу. Иногда, с очередной ярмарки, приносил красивые платья или туфельки. Раньше, когда она только пришла, покупал ей разные игрушки, сладости. Разговоры о замужестве Эльвира переносила не очень хорошо, но понимала, что не может до бесконечности сидеть здесь, у дяди на шее. В душе надеялась, что дядя подберет человека доброго, потому, что жить с плохим она не сможет. Если он посмеет поднять на нее руку, она не будет терпеть и тоже поднимет руку. Или ногу. Или то, что под руку попадется. Она умеет. Маргарита, когда ей исполнилось тринадцать, первым делом научила ее, как стоять за себя и куда бить мужчине, если тот силой хочет взять то, что ты не хочешь ему дать.
Эльвира спустилась в главный зал. Маргарита разговаривала с низеньким усатым стражником, мило улыбалась и кокетничая. Маргарита такая вся: никогда не упустит случая пофлиртовать с незнакомыми, да и знакомыми мужиками. Но при этом, Эльвира была абсолютно уверена, была верна дяде. Дядя привез Маргариту с собой из далекого немецкого княжества. Ходили слухи, что там она зарабатывала на жизнь торговлей телом, и что зовут ее Анна Мария, и она немка. Акцент, действительно, выдавал в ней немку. Насчет имени никто точно сказать не мог, но все всегда называли ее только "Маргарита". Даже дядя никогда не произносил ни "Марго", ни как-либо по-другому. Ну, а раз хозяин называет только так, то никто из "домочадцев" не смел говорить иначе.