…Они удалялись так же, как и пришли, телохранители вокруг командира. Подтянутые, сильные, бравой военной походкой. Старый священник смотрел вслед и думал. Да, то, что сегодня произошло — само по себе чудо. Но все это ничто, если этот человек не справится. А какой стервец! Гордый! Смелый! Наглый! Нет, не ошиблись они с кандидатом. А клятва эта чего стоит? Даже звучит по особенному: "клятва Диокла"! Нет, неблагозвучно. Лучше пусть так: "клятва Диоклетиана"!
Пожалуй, все же справится. Ведь выбора у них нет…
…А тем временем по улице, в направлении северных ворот, шел человек. Высокий и сильный, боевой командир со шрамом на щеке. Проходящие мимо инстинктивно чувствовали в нем военачальника, великого лидера, будущего императора, и спешили уйти прочь с его дороги. А он шел, думая о своем, не замечая ничего вокруг. Впереди у него было много, слишком много дел.
Это был последний честный легат Империи.
— Ну, соня, наконец-то проснулся! А я уж думала, весь день продрыхнешь! — увидел я на соседней подушке лежащую на животе, подогнув ноги и размахивающую хвостом Эльвиру.
— Блин, я еще глаза не успел открыть! — прохрипел я, глядя на часы. Одиннадцать.
— Вставай, вставай! Хватит дрыхнуть! Обленишься еще! Леность — смертный грех!
— Так, наоборот, тебе должно быть в тему… — потянулся я. — Твоя ж работа, грешить меня заставлять.
— Это не мой конек! — скривила она мину — Знаешь, у каждого демона есть свои принципы. Мне больше алчность нравится и блуд. И уныние. Хотя, тебя унывать фиг заставишь!
— А уныние что, тоже смертный грех? — спросил я, переворачиваясь и закрывая глаза, собираясь еще подремать.
— Ну, изначально так повелось. Святоши считали, что расстроенный человек отвлекается от мыслей о боге. Они не далеки от истины! — продолжала она. — В таком состоянии человек закрывает свой мысленный канал для ангела. Мозг плохо считывает оттуда информацию, нехотя. И демону становится легче влиять на ситуацию потому, что ангелу нужно еще достучаться до сознания клиента. Поэтому в состоянии уныния многие люди и совершают самые большие глупости. Еще в третьем веке наши аналитики установили, что девяносто шесть процентов самоубийств происходит в этом состоянии. Как видишь, зависимость прямая.
— Угу… — пробормотал я, пытаясь провалиться в сон.
— Эй, да ты меня совсем не слушаешь! Хватит спать! Скользящий, твою дивизию!
— Что? — подорвался я, сев на кровати — Как ты меня назвала?
Бесенок довольно ухмыльнулась.
— Дрыхнешь всё! Тебе что, неинтересно, что ты вчера натворил?
— Что натворил? Я натворил? — не понял я. В голове звенел тихий Эльвирин шепот: "Скользящий…". Я чувствовал, это важно. Но натворил-то я другое!
— Вику поцеловал? Ты об этом?
— Фу! — отмахнулась бес — О бабах только и думаешь! Кстати, где спасибо?
— За что? — опять не понял я, пытаясь сообразить спросонья, чего она все-таки хочет.
— За Вику спасибо! За поцелуй, за что ещё?
Я усмехнулся, оглядывая свою тёмную спутницу, чтоб её…
— Ты здесь причем?
— Хм! Да если б не я, ты бы как пентюх ей слезки вытирал и успокаивал. И бабушку тоже потом бы успокаивал, ты ж ее знаешь. Я и решила, пошло всё на фиг, и толкнула тебя в её объятья. Форсировала события. Сам бы не решился, скромный ты мой! — она плотоядно ухмыльнулась. — Кстати, с тебя магарыч. Я люблю полусладкое.
Я немного опешил. Но не от того, что она любит полусладкое. Щас она вообще получит полукислое!
— Зачем ты это сделала? Тебя это не касается, это мое дело!
— Не касается? Меня всё касается! Забыл, кто я? Я твое темное амплуа, имею право делать все, что хочу. Хочу девчонку тебе подогнать — подгоняю. Если не хочешь, можешь сопротивляться. Каждый человек в состоянии побороть своего демона. Как и ангела. Что-то не больно ты вчера сопротивлялся…
Я замялся.
— Но тебе же это не выгодно? Ты должна заставлять грешить, искушать. А ты помогаешь!
Она загадочно улыбнулась.
— У каждого свои пути. У светлых свои, у меня свои.
Я посидел немного, подумал, пытаясь сосредоточиться. Ничего умного в голову не лезло.
— Так что, тебе не интересно, что ты вчера натворил? — опять задала она свой первый вопрос.