***
Сталин сидел за столом. Наконец он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на вошедшего генерала.
– Я не понял вас, товарищ Мерецков, о какой стратегической обороне пишите вы в своей записке?
Вождь был одет в светлый полотняный костюм с отложным воротником и большими накладными карманами. Брюки Сталина были заправлены в мягкие кожаные сапоги. Левая рука лежала на черной перевязи.
– Проходите, не стойте в дверях, – добавил Сталин, указывая здоровой рукой на кресло.
Мерецкову пришлось сесть спиной к приоткрытой двери, ведущей в смежную комнату. Он тут же почувствовал, что в комнате кто-то есть, и это присутствие моментально сковало его волю. Страх перед неизвестностью в очередной раз пробежал по его спине. Кресло оказалось не слишком удобным и очень низким. Сталин смотрел на генерала сверху, и Мерецков отметил его осунувшееся лицо с желтым нездоровым оттенком.
«Видно, тяжело ему», – подумал Мерецков.
– Мы познакомились с вашей запиской, товарищ Мерецков, и сочли возможным разобраться по всем пунктам, на которые вы просили обратить внимание, – словно подбирая слова, медленно произнес Сталин. – Мы учли и тот фактор, что вы являетесь военным советником и должны своевременно анализировать обстановку. Считаем, что вы свой долг выполнили. Думаем, что ваша записка носит рекомендательный характер, не более. Я правильно вас понял?
– Так точно, товарищ Сталин, – торопливо произнес Мерецков, вызвав у вождя улыбку.
Генерал моментально понял, что тот улыбнулся ему неспроста.
– Давайте, прежде чем вернуться к нашему разговору, поговорим об обстановке на фронтах. Надеюсь, вы в курсе последних изменений?
Мерецков слегка растерялся, так как предложение Сталина застало его врасплох. Однако он быстро взял себя в руки и начал доклад.
– Главное беспокойство, товарищ Сталин, вызывает положение наших войск под Бобруйском. Сейчас мы стягиваем туда все наши силы и вводим их в бой. Наши части успели взорвать мост через Западную Двину у Риги, и это не позволило противнику взять город с ходу. На Юго-Западном направлении противнику удалось окружить наш восьмой механизированный корпус.
– Почему вы считаете, что он окружен? – оскалился от этих слов Сталин.
Желтые глаза вождя загорелись гневом, и это не предвещало ничего хорошего. Однако Мерецков не остановился, а продолжил доклад, словно не услышав реплику вождя!
– До самого последнего времени практически все части Красной Армии получали приказы о проведении только наступательных операций. Думаю, это были не совсем верные приказы с тактической точки зрения. В условиях, когда немецкие танковые части охватывают наши фланги и вбивают в стыки между соединениями танковые клинья, любое продвижение на Западном направлении, в отрыве от соседей, приведет к неминуемому окружению войск. Особо хотелось отметить нехватку горючего и боеприпасов. Танкисты вынуждены взрывать или зарывать машины в землю! Эти действия считаю правильными, ибо они необходимы для проведения оборонительных мероприятий.
Вождь хлопнул ладонью по столу и поднялся со стула.
– Я не считаю себя сторонником оборонительных мероприятий! – зло произнес Сталин. – Я полагаю, что агрессор должен быть давно отброшен с советской территории! А наши хваленые войска до сих пор не могут справиться с наглецами! Почему же Павлов и Кирпонос, которых мы подняли из низов, не могут дать отпор захватчикам?
– Может быть, товарищ Сталин, у них недостаточно боевого опыта подобного масштаба?
– Но почему фашисты почти беспрепятственно продвигаются вперед? – как бы размышляя вслух, произнес вождь и в упор посмотрел на генерала.
В какой-то миг Мерецков хотел напомнить вождю о плане обороны, но вовремя спохватился. Упрекнуть Сталина в том, что тот так глупо поверил Гитлеру, он тоже не мог. В кабинете повисла тишина. Но вопрос был задан, и на него следовало отвечать.
– Фактор внезапности, товарищ Сталин, – сказал Мерецков, следя за выражением лица вождя.
– Вы правы: они совершили вероломство, – подхватил его мысль вождь. – Я уверен, что колесо истории раздавит их. Что вы предлагаете?
Мерецков был несколько обескуражен последним вопросом. Он немного помолчал, потом ответил:
– Теперь мы знаем, товарищ Сталин, что немцы воюют с нами так, как учил нас Тухачевский.
Мерецков осекся и посмотрел на вождя. В кабинете снова стало тихо, и эта тишина заставила Мерецкова вздрогнуть.
– Продолжайте дальше, – произнес Сталин. – Почему вы не назвали свою фамилию после фамилии Тухачевского? Если мне не изменяет память, вы были начальником штаба у Уборевича, а потом у Блюхера?