Выбрать главу

Во многом сходный подход был представлен в классической работе Дж. Харриса и М. Тодаро, где для развивающихся стран была предложена формальная модель дуального рынка труда [Harris, Todaro, 1970]. Однако объяснение, которое давалось в ней низкой абсорбирующей способности модернизированного сектора, было иным. Она связывалась не с низкими темпами накопления капитала, а с завышенной (в результате государственного вмешательства) оплатой труда на современных «капиталистических» предприятиях. Речь идет о двойном завышении, когда заработная плата в этом секторе устанавливается на уровне, превышающем, с одной стороны, ее уровень в традиционном секторе, а с другой, ее равновесный уровень, требуемый для расчистки рынка. В подобных условиях из деревни в город устремляется масса работников, желающих устроиться на лучше оплачиваемые рабочие места в модернизированном секторе. Но большинство из них терпят неудачу – фирмы отказываются от их найма из-за необходимости платить неоправданно высокую заработную плату. Выбор, открытый перед теми, кто отправился в города, оказывается тем же: либо безработица, либо уход в «неформальность». Однако общий вывод, вытекающий из модели Харриса – Тодаро, противоположен идеям Льюиса: в ней развитие современного «капиталистического» сектора ведет не к сокращению неформальной занятости (как у А. Льюиса), а, напротив, к ее разрастанию – по крайней мере, в городах за счет все более активного притока в них выходцев из сельской местности.

Иной взгляд на проблему неформальности представлен в знаменитой работе Э. де Сото «Загадка капитала» [Сото, 2004]. По мысли де Сото, неформальный сектор с присущим ему духом предпринимательства обладает намного большим потенциалом роста, чем формальный, и в этом смысле выступает мощным потенциальным генератором рабочих мест. Однако его развитие упирается в отсутствие у предпринимателей-неформалов легальных титулов собственности на активы (прежде всего – дома и земельные участки), которые находятся в их фактическом владении. Непризнание государством имеющихся у них де-факто прав собственности, во-первых, препятствует легализации их предприятий, так что перераспределение работников из неформального сектора в формальный оказывается заблокировано, и, во-вторых, закрывает им доступ к «формальному» рынку капитала, так что возможности по расширению бизнеса и, следовательно, созданию дополнительных формальных рабочих мест остаются нереализованными. При всей близости, подход Э. Де Сото имеет принципиальные отличия от подхода А. Льюиса. Если Льюис предполагал, что накопление капитала возможно только в пределах формального сектора, то де Сото показал, что не менее активно (или даже более активно) оно может протекать также и в неформальном секторе [Fields, 2004b]. В случае признания де-юре прав собственности, которые де-факто есть у предпринимателей-неформалов, этот процесс мог бы получить значительное ускорение, резко изменив соотношение между неформальной и формальной занятостью в пользу последней.

Обращение к опыту развитых, а также постсоциалистических экономик, которые лишь недавно начали привлекать внимание исследователей, показало, что связь неформальности с экономическим ростом является еще более сложной и неоднозначной, чем это могло казаться вначале. Если говорить не о различиях в уровнях неформальной занятости между более и менее развитыми странами, а об их динамике внутри отдельных стран, то ситуация оказывается достаточно парадоксальной. В течение последних десятилетий в большинстве из них деформализация занятости либо нарастала либо, как минимум, не сокращалась [OECD, 2009; Andrews et al., 2011; Scheider, 2012]. Более того, в некоторых регионах она пережила настоящий бум – как это наглядно видно на примере бывших социалистических стран. Примечательно, что даже после окончания переходного кризиса в большинстве из них не отмечалось признаков устойчивого сжатия неформальной занятости, а в некоторых (включая Россию) она продолжала расти.

Итак, вопреки первоначальным предсказаниям о неизбежном отмирании, неформальная занятость не только росла во всем мире, но и появлялась в новых обличиях и в неожиданных местах. Сегодня уже невозможно отрицать, что она представляет собой не краткосрочный, а долгосрочный экономический феномен и является устойчивой характеристикой современного глобального капитализма [Chen, 2006].