5. VIII. 2039. Через четыре дня выхожу из ревитария. На Земле уже 29,5 миллиарда людей. Государства и границы остались, но конфликты исчезли. Сегодня узнал о главном различии между новыми людьми и прежними. Основным понятием стала психимия. Мы живем в псивилизации. Слово «психический» вышло из употребления — вместо него говорят «психимический». Согласно компьютеру, человечество раздирали противоречия между старым, унаследованным от животных, и новым мозгом. Старый мозг — инстинктивный, иррациональный, эгоцентричный и страшно упрямый. Новое тянуло сюда — старое туда. Мне еще трудно формулировать сложные мысли. Старое все время боролось с новым. То есть новое со старым. Психимия прекратила эти борения, поглощавшие понапрасну умственную энергию. Психимикаты делают со старым мозгом все, что нужно, примиряют, убеждают, гармонизируют — изнутри, по-хорошему. Непроизвольным эмоциям не доверяют — это считается неприличным. Вместо этого следует принять препарат, подходящий для данного случая, а тот уж поможет, поддержит, направит, утешит и успокоит. Впрочем, это не он, это часть меня самого, как очки, без которых близорукому не обойтись. Такие уроки меня тревожат — я боюсь контакта с новыми людьми. Психимикаты глотать не хочу. «Это, — замечает наставник, — типичные и естественные предубеждения. Пещерный человек тоже содрогнулся бы при виде трамвая».
8. VIII. 2039. Ездил с медсестрой в Нью-Йорк. Зеленый гигант! Высота, на которой плывут облака, регулируется. Воздух прямо лесной. Прохожие одеты пестро как попугаи, но выглядят достойно, друг к другу благожелательны, улыбаются. Никто никуда не спешит. Женская мода, как всегда, малость шальная: на лбах живые картинки, из ушей свисают красные язычки или пуговки. Кроме натуральных рук можно иметь деташки — добавочные, пристяжные руки. Руки эти мало на что пригодны, но и для них находится дело — подержать что-нибудь, открыть двери, почесать между лопатками. Завтра выхожу из ревитария. В Америке их уже двести, и все-таки график размораживания массы людей, которые когда-то с надеждой погрузились в азот, трещит по швам. Из-за длинных застывших очередей приходится ускорять процедуру оттаивания. Мне это очень понятно. В банке на мое имя есть счет, так что поисками работы можно будет заняться после Нового года. Оказывается, каждый замороженный имеет сберкнижку на сложный процент; по воскрешении вклад размораживается.
9. VIII. 2039. Вот и настал долгожданный день. У меня уже есть трехкомнатная квартирка в Манхэттене. Терикоптером прямо из ревитария. Теперь говорят очень кратко: «терикать» и «коптать». Оттенков смысла этих глаголов я не улавливаю. Нью-Йорк из мусорной свалки, забитой автомобилями, превратился в систему многоэтажных садов. Солнечный свет подается по солнцепроводам (соледуктам). Такие неизбалованные, послушные дети в мое время встречались разве что в назидательных книжках. На углу моей улицы — Бюро регистрации самородков, претендующих на Нобелевскую премию. Рядом художественные салоны, в которых за бесценок продаются шедевры — только оригиналы, с гарантиями и свидетельствами подлинности; есть даже Рембрандт и Матисс! В цокольной части моего небоскреба — школа пневматических миникомпьютеров. Иногда оттуда доносится (через вентиляционные шахты?) их шипение и сопение. Пневмокомпьютеры служат, в частности, для оживления чучел любимых собак после их естественной смерти. Мне это кажется жутковатым, но ведь люди вроде меня составляют здесь ничтожное меньшинство. Много хожу по городу. Уже научился водить гнак. Это нетрудно. Купил себе курточку — спереди белая, сзади малиновая, по бокам серебристая, с малиновой лентой и воротником, вышитым золотом. Это наименее яркое из того, что сейчас носят. Можно носить одежду меняющегося фасона и цвета, платье, которое съеживается под мужским взглядом или наоборот — распускается ко сну, как цветок, юбки и блузки с подвижными изображениями, как на телеэкране. Ордена можно носить какие угодно и сколько угодно. Можно выращивать на шляпе японские карликовые растения методом гидропоники, но можно, к счастью, их не выращивать и не носить. Решил ничего не втыкать ни в уши, ни в нос. Беглое впечатление: люди, такие красивые, рослые, милые, вежливые и спокойные, отличаются чем-то еще, какие-то они особенные, необычные, есть в них нечто такое, что меня удивляет, во всяком случае, настораживает. Только вот что — не могу понять.