Сегодня я выснил (выснул?) профессора Тарантогу — потому что скучаю по нём. Но почему он все время сидел в клетке? Подсознание виновато или сонтезатор ошибся?
Диктор вместо «большая ошибка» говорит «ошиба». Как «шубка» и «шуба»? Оказывается, «действизор», как я написал раньше, — неправильно. Я перепутал. Правильно будет «ревизор» (от латинского res — вещь). Эйлин сегодня дежурит, вечер я провел один, в своей квартире, то есть живальне. Смотрел беседу за круглым столом о новом уголовном кодексе. Убийство наказывается краткосрочным арестом — ведь жертву легко воскресить. Как раз такой воскрешенный и зовется многожителем. Только лишь прецидив — предумышленное повторное преступление — грозит тюрьмой (за многократное убийство одного и того же лица). А наиболее тяжкой провинностью считается злонамеренное лишение кого-либо психимических средств, а также воздействие таковыми на граждан без их ведома и согласия. Ведь так можно добиться чего угодно: завещания в свою пользу, сердечной взаимности и даже согласия на участие в заговоре. Мне было очень трудно следить за ходом этой ревизионной дискуссии. Только под конец до меня дошло, что «тюрьма» означает теперь нечто совершенно иное, чем раньше. Приговоренного не сажают за решетку, а лишь надевают на него нечто вроде корсета, или, скорее, оболочки из тонких, но прочных прутьев; такой экзоскелетик находится под непрерывным контролем зашитого в одежде юрифмометра (юридического миникомпьютера). Этот недремлющий страж пресекает недозволенные поступки и наслаждение радостями жизни. Сам по себе незаметный, он препятствует любой попытке полакомиться запретным плодом. Для закоренелых преступников имеется какой-то криминол. На лбу у всех дискутантов указаны их имена и научные звания. Это, конечно, облегчает беседу, а все-таки странновато.
1. XI. 2039. Неприятное приключение. После обеда я выключил ревизор, чтобы приготовиться к свиданию с Эйлин. Но двухметровый верзила, не понравившийся мне с самого начала спектакля («Лежанка мутанга») — жуткая помесь атлета и клена, с сучковатой, вывороченной, зелено-коричневой пастью — не исчез вместе с ревизионным изображением, а подошел к моему креслу, взял со стола цветы, предназначенные для Эйлин, и обломал их о мою голову. Я буквально остолбенел и даже не пробовал защищаться. Чудище разбило вазу, расплескало воду, сожрало полкоробки тартинок, остальные высыпало на ковер, растоптало ногами, набухло, засветилось и брызнуло дождем фейерверочных искр, которые выжгли множество дырок в моих разложенных на кровати рубашках. Хотя глаза у меня были подбиты, а лицо в ссадинах, я пошел на свидание. Эйлин сразу же все поняла. Едва завидев меня, она всплеснула руками: «Боже, к тебе явился интерферент!» Оказывается, если программы, передаваемые с разных спутников, долго интерферируют между собой, может возникнуть гибрид, помесь нескольких персонажей ревизионного представления, то есть интерферент. При своих внушительных габаритах он способен натворить ужасных вещей — как-никак, время его существования после выключения аппарата доходит до трех минут. Энергия, потребляемая ревизионным фантомом, говорят, того же рода, что энергия шаровых молний. К подруге Эйлин вломился интерферент из палеонтологической передачи, скрещенный с Нероном; девушку спасло редкое самообладание: она мигом прыгнула в ванну с водой. Живальню, однако, пришлось ремонтировать. Правда, можно экранировать передачи, но это довольно дорого; а ревизионной компании выгоднее платить судебные издержки и компенсации за увечье, чем тратиться на защиту зрителя от интерферентов. Отныне буду смотреть ревизор с увесистой палкой в руке. Кстати: «лежанка мутанга» — не лежбище некоего мустанга, а наложница человека, который благодаря программированной мутации явился на свет с врожденным умением исполнять аргентинское танго.