— Возможно, но задерни занавески.
Старик сидел в потертом кожаном кресле. Они очень подходили друг к другу — она, он, кресло, резной столик на гнутых ножках, покрытый вязаной скатертью. Еще в комнате были деревянный сундук в углу и диван — старая покосившаяся развалюха с тоскливыми провалами по бокам, и было странно, что не слышно, как жалостно постанывают его ржавые пружины.
— Погоди, — покачала головой старуха. — Ты обратил внимание, какой сегодня странный день? Почти безветренный. Покраснели каштаны, скоро опадут листья, а в долине туман. Новый город далеко, и такое ощущение, будто его вообще нет.
— Может, сходим куда-нибудь? — предложил старик, не отрывая глаз от газеты.
— Зачем?
— Ну, немного развеяться. Посмотреть на людей.
— Поздно. Года бы два назад… Теперь уже не хочется. Для меня слишком поздно. А тебе хватит и газет.
— Пожалуй, верно… Правда, газеты годичной давности.
Он сидел ссутулившись, одетый в вязаный свитер с черными латками на локтях. Его острые коленки смешно торчали, выпирая из вытертых до белизны брюк.
— Послушай, какая тишина, — снова бросила она. — Тишина, и все-таки как-то тревожно. Знаешь, я чувствую, что сегодня он придет.
— Кто?
— Ты же знаешь…
— Чего это вдруг? — удивился он, подняв седые брови.
— Чувствую… Слышишь?
— Что?
— Кто-то идет.
— Обычные шаги, — сказал он.
— Остановился!
Старуха спряталась за пожелтевшую занавеску.
— Показалось, — равнодушно буркнул старик.
— Эрнест, у меня предчувствие. Он идет сюда.
— Нет. Прошел мимо.
— Вот увидишь, вернется. Человек, который пришел на такой пустырь, мог идти только к нам. А вдруг это Ральф?
Старик сухо рассмеялся.
— Брось!
— Возвращается!
— И правда, — согласился он, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы.
— Какой-то странный, — заметила старуха, продолжая смотреть в щелочку между занавесками.
— Ты его видишь? — спросил старик.
— Да… Маленький человечек. Сгорбленный и невзрачный. Даже странно, что кто-то захотел остаться таким. Он что-то держит под мышкой.
Шаги затихли. Стало слышно, как кто-то вытирает ноги о половичок, лежавший перед дверью. Они ждали, затаив дыхание. Наконец раздался резкий звонок.
— Пришел, — шепнула она.
— Сиди. Я отворю.
Кряхтя, старик поднялся с кресла. Газета соскользнула на пол. Шаркая шлепанцами, он прошел в переднюю. Щелкнул замок. Послышался негромкий разговор. Мужчины переговаривались через приоткрытую на длину цепочки дверь.
— Слушаю.
— Я из больницы, — нежданный визитер при каждом слове шмыгал носом, словно его мучил насморк.
— В чем дело?
— Принес одежду Эрнеста Боита.
— Благодарю, — звякнула цепочка, скрипнула дверь. — Долго же вы думали.
— Вещей мало. Нижнее белье, — гость опять шмыгнул носом. — У хозяина в общем-то потребностей почти и не было. Вы же знаете — он был всего лишь самим собой.
— Конечно… Это вам, — послышался звон мелочи.
— О, благодарю. До свидания. Кланяюсь… Да! Примите мои соболезнования… Вы его брат? Очень похожи…
— Да-да, все в порядке… — обрезал старик и захлопнул дверь.
Облегченно вздохнув и волоча ноги, он вернулся в комнату.
— Чего ему надо было? — спросила старуха.
— Из больницы. Вещи принес.
— Что он там болтал? Какие-то соболезнования… Ты его знал?
— Нет. Впрочем, он мог измениться. Что говорил? Знаешь, я не обратил внимания.
— По мне — каждый человек оттуда ходит в маске, — старуха поправила платок на плечах. — А что под маской — одному богу известно.
— Люди как люди, — вздохнул старик.
— Для тебя — возможно. Сунешь нос в газету и знай себе бубнишь: «Любопытные вещи творятся…»
— А что странного?
— Ты странный. Ты сам. Взгляды тебе, что ли, привили в больнице новые?
— Я не давал согласия, — глаза в сеточке морщинок улыбнулись.
— Согласие, — проворчала она. — Кто тебя спросит-то?
— Мир движется вперед.
— Слишком он уже далеко зашел.
— Не злись, — пытался он успокоить ее. — Разве это нам поможет? Мы с тобой выбрали боковую тропинку. Сидим тихонько. А они — пусть себе забавляются.
— И что только получится из их забавы? Смотри-ка!
— Что там еще?