Если жить, то достойно человека, если умереть, то вместе со всеми («Новая» Вольфрама Кобера).
Изменчивые орнаменты калейдоскопа, оттеняющие вечно новый, но удивительно постоянный в своих элементах облик человечности. Хрупкая, незащищенная, заведомо обреченная нить любви, протянутая сквозь вечность, мерцающую ледяным звездным светом («Звонок» Конрада Фиалковского).
Искра интеллекта, словно высеченная кресалом, промелькнувшая в звериной борьбе («Искра» Радмило Анджелковича). Знание, во всем блеске просиявшее перед космической катастрофой, дерзко бросившее вызов смерти и обреченное на уничтожение. Наша ли в том вина, что даже легендарная Атлантида, вернее ее гелиоцентрический миф, сотворенный по воле другого югославского писателя Дамира Микуличича («Пела, священная змея»), тоже воспринимается сквозь призму термоядерного холакоста.
Все двузначно, диалектически полярно в мире безграничного технологического могущества, где проблемы атома, космоса и информатики составляют неразделимую триаду. Словно сращенный с ракетной боеголовкой компьютер. Видимо, не случайно румынский писатель Эдуард Журист дал своему рассказу заглавие «Посттелематическая эра». Нет, не дано человеку почить на лаврах компьютерного Эдема. Руки, возможно, имеют право на отдых, мозг — никогда.
В современной научной фантастике информация все чаще предстает непреложным элементом мироздания, что вполне согласуется с научной картиной. Во всяком случае идея в том, что вирус можно рассматривать в виде внедренного в организм информационного пакета, органично вписывается в современные биологические представления. И в этом смысле фантастическое допущение чешского писателя Онджея Нефа о возможности космического вторжения посредством вирусов, перестраивающих генотип («Белая трость калибра 7,62»), представляется логически безупречным.
Как, впрочем, и построения поляков Кшиштофа Рогозинского и Виктора Жвикевича («В тени сфинкса»). Двойная спираль ДНК объединяет все живое от вируса до человека разумного, и в принципе биологическая информация не имеет границ. Как нет границ и для биологической трансформации: изменение пола, облика, вплоть до химер, до воплощенных богов Египта с головами кошек, соколов и шакалов, до коровьих рогов Изиды. Уже сегодня здесь большую роль играют проблемы морали, нежели лабораторной техники. И потому столь противоречивы предчувствия приближения этого воистину «смелого нового мира», полные страха и радости, робкого зова и потаенной вражды. Это подобно первому плаванию в океане к неведомым берегам. К чему ведет цепь фантасмагорических трансмутаций? К очищению или окончательной гибели? К надзвездному абсолютизму? В пылающий ад? А ведь и этот путь, пусть хотя бы мысленно, придется пройти человечеству. Даже самый совершенный компьютер экспертной системы не подскажет, где следует остановиться и следует ли остановиться вообще. Решать предстоит опять-таки нам, вернее — нашим внукам. Машины не дают индульгенций. Прибор может лишь передать или преобразовать информацию. Кстати, телепортация вообще и лазерная в частности (рассказ польского фантаста Адама Голлянека «Любимый с Луны») являет собой разновидность информационной передачи, в принципе ничем не отличающуюся от вирусной.
Но это так, отступление по ходу…
А проблема по-прежнему сводится к морали. Незванные гости из будущего в юмореске чешского фантаста Ладислава Кубица «Пришельцы» наводнили нашу Землю из соображений чисто паразитических. Но вопрос насчет скорой нехватки кнедликов не столь прост и однозначен даже для нашего поколения, воспитанного на полном отрицании мальтузианских теорий. Точно не установленные пока пределы роста существуют столь же объективно, как и пределы метаморфоз осязаемой плоти. И никуда не уйти от решений, как не уйти от назревших вопросов об изменении моральных устоев землян, все дальше и дальше уходящих от родной колыбели (О.Нефф «Струна жизни»).
Здесь, как и всюду, мне кажется, главное — следовать голосу сердца, кантову категорическому императиву, толкающему человека к добру. Ну и, разумеется, не расставаться со здравым смыслом. Стократно прав Лем, предупреждая об опасностях иррациональности, где бы ни скрывалось ее разрушительное ядро: в химической таблетке или же фантомате, навевающем сны наяву.
К лемовской идее фантоматики, хотя и на новом витке, обратился польский писатель Збигнев Петшиковский (рассказ «Иллюзия»). Кибериллюзия опять-таки в принципе ничем не отличается от галлюцинаторной. И образ, созданный микропроцессорами, также может быть передан непосредственно в мозг.