— Какой ужас! И ничего нельзя сделать?
— Наш конгресс как раз будет обсуждать альтернативы бустории. В кругах экспертов только и разговору, что о необходимости коренных перемен. В настоящий момент налицо восемнадцать проектов.
— Спасения?
— Если хотите — спасения. Присядьте вот здесь, пожалуйста, и пролижите эти материалы. Но я попрошу вас об одном одолжении. Дело весьма деликатное.
— Буду рад вам помочь.
— Я на это надеюсь. Видите ли, я получил от знакомого химика пробные дозы двух только что синтезированных веществ из группы очуханов (отрезвинов). Он прислал их утренней почтой и пишет, — Троттельрайнер взял письмо со стола, — что мой препарат (вы его пробовали) — не подлинный очухан. Тут говорится буквально следующее: «Федеральное управление псипреции (психопреформации) старается отвлечь внимание действидцев от целого ряда кризисных явлений и с этой целью умышленно и злонамеренно доставляет им фальшивые противоиллюзионные средства, содержащие неомасконы».
— Я что-то не понимаю. Ведь я сам испытал действие вашего препарата. И что такое действидец?
— А, это такое высокое звание; я его тоже имею. Действидение означает право и возможность пользоваться очуханами — чтобы знать, как все выглядит на самом деле. Кто-то ведь должен быть в курсе, не так ли?
— Пожалуй.
— А что касается того препарата, то он, по мнению моего друга, устраняет влияние масконов старого образца, но против других, особенно новейших, бессилен. В таком случае вот это, — профессор поднял флакончик, — не отрезвин, а коварно укрытый маскон, короче, волк в овечьей шкуре!
— Но зачем? Если нужно, чтобы кто-нибудь знал…
— «Нужно» вообще говоря, с точки зрения общества в целом, но не с точки зрения интересов различных политиков, корпораций и даже федеральных агентств. Если дело обстоит хуже, чем видим мы, действидцы, они предпочитают, чтобы мы не поднимали шума; вот для чего они подделали отрезвин. Так, в старинной мебели сооружали легко находимые тайники, чтобы отвлечь грабителей от настоящих, запрятанных куда как искуснее!
— Ага. Теперь понимаю. Чего же вы от меня хотите?
— Чтобы вы, когда будете знакомиться с этими материалами, потянули носом сначала из этой ампулы, а потом вот из этой. Мне, по правде сказать, не хватает отваги.
— И только-то? С удовольствием.
Я взял у профессора обе ампулы, уселся в кресло и начал один за другим усваивать присланные на конгресс бусторические доклады. Первый из них предусматривал оздоровление общественных отношений путем введения в атмосферу тысячи тонн инверсина — препарата, который инвертирует все ощущения на 180 градусов. После этого комфорт, чистота, сытость, красивые вещи станут для всех ненавистными, а давка, бедность, убожество и уродство — пределом желаний. Затем действие масконов и неомасконов полностью устранялось. И вот тогда-то, при виде скрытой доселе действительности, общество ощутит себя совершенно счастливым. Может быть, поначалу даже придется запустить хужетроны — для снижения уровня жизни. Однако инверсин инвертирует все эмоции, не исключая эротических, что грозит человечеству вымиранием. Поэтому его действие раз в году будет временно, на 24 часа, приостанавливаться при помощи контрпрепарата. В этот день, несомненно, резко подскочит число самоубийств, что, однако, будет с лихвой возмещено спустя девять месяцев за счет естественного прироста.
Не могу сказать, чтобы этот план привел меня в восхищение. Единственным его достоинством было то, что автор проекта в качестве действидца будет постоянно находиться под воздействием контрпрепарата, а значит, всеобщая нищета, уродство, грязь и монотонность жизни наверняка не доставят ему особой радости. Второй проект предусматривал растворение в речных и морских водах 10 000 тонн ретротемпорина — реверсора субъективного течения времени. После этого жизнь потекла бы вспять: люди приходили бы на свет стариками, а покидали его новорожденными. Тем самым, подчеркивалось в докладе, устраняется главный изъян человеческой природы — неотвратимая перспектива старения и смерти. С течением времени каждый старец все больше бы молодел, набирался сил и здоровья. Уйдя с работы, по причине впадения в детство, он жил бы в волшебной стране младенчества. Гуманность этого плана естественным образом вытекала из присущего младенческим летам неведения о бренности жизни. Правда, вспять направлялось лишь субъективное течение времени, так что в детские сады, ясли и роддома надлежало посылать стариков; в проекте не говорилось определенно об их дальнейшей судьбе, а только в общих словах указывалось на возможность соответствующей терапии в «государственном эвтаназиуме». После этого предыдущий проект показался мне совсем не таким плохим.