— Мне? — ошеломленно отозвался я, а он, прежде чем я собрался с мыслями, обрушился на меня:
— Только, ради бога, не лгите. Теперь уже поздно. Вам-то, конечно, мерещилось, будто вы необыкновенно хитроумны со всеми своими жалобами на «галлюцинации»! «Канал», «подвальные крысы», «седлать», «запрягать». И такими убогими штучками вы хотели нас обмануть! Думали, они вам помогут? Только мерзлянтроп может быть таким простаком!
Я слушал, приоткрыв от удивления рот. Оправдываться бесполезно — он все равно не поверит, это я понял сразу. Мои навязчивые идеи он счел коварной уловкой! Но тогда и его беседа со мной о тайнах «Прокрустикс инк.» преследовала одну лишь цель — развязать мне язык; вот для чего он вставлял в разговор слова, которые так меня поразили; быть может, он принял их за какой-то секретный пароль — но чего, антихимического заговора? Мои сугубо личные подозрения показались ему отвлекающим маневром… Действительно, не стоило объяснять ему это, особенно теперь, когда карты лежали открытыми.
— Так вы здесь ждали меня? — спросил я.
— А как же! Все это время вы со всеми вашими хитростями были у нас на привязи. Мы не можем позволить, чтобы безответственный бунт нарушил господствующий порядок.
«Старик, умирающий в коридоре, — мелькнуло у меня в голове. — Он тоже был частью барьеров, которые меня сюда привели».
— Хорош порядок, — заметил я. — А во главе его — уж не вы ли? Поздравляю!
— Приберегите свои остроты для лучшего случая! — огрызнулся Симингтон. Значит, мне удалось-таки задеть его за живое. Он разозлился. — Вы всё искали «источники демонизма», мерзлянчик вы этакий, ледышка моя допотопная… Так вот — их нет. Ваша любознательность удовлетворена? Их просто-напросто нет, понимаете? Мы даем наркоз цивилизации, а то бы она сама себе опротивела. Поэтому-то будить ее не дозволено. Поэтому и вы вернетесь в ее лоно. Бояться вам нечего, это не только безболезненно, но и приятно. Нам куда тяжелее, мы ведь обязаны трезво смотреть на вещи — ради вас же.
— Так вы это из альтруизма? Ну да, понятно, жертва во имя общего блага.
— Если вы и впрямь так цените эту ужасную свободу мысли, — заметил он сухо, — советую оставить глупые колкости, иначе вы добьетесь того, что в миг ее потеряете.
— А вы хотите мне еще что-то сказать? Я слушаю.
— В настоящий момент, кроме вас, я единственный человек в целом штате, который видит! Что у меня на глазах? — добавил он быстро, испытующе.
— Темные очки.
— Значит, мы видим одно и то же! — воскликнул Симингтон. — Химик, давший Троттельрайнеру отрезвин, уже возвращен к нормальной жизни и никаких сомнений более не испытывает. Их никто не может испытывать, неужели не ясно?
— Позвольте, — прервал я его. — Похоже, вы и в самом деле стараетесь меня убедить. Странно. Собственно говоря, зачем?
— Затем, что действидцы — не демоны! Обстоятельства нас вынуждают. Мы загнаны в угол, играем картами, который раздал нам жребий истории. Мы даем утешенье, покой, облегчение последним еще доступным нам способом, мы с трудом удерживаем в равновесии то, что без нас рухнуло бы в пропасть всеобщей агонии. Мы — последний Атлас этого мира. Если мир должен погибнуть, так пусть хоть не мучается. Если нельзя изменить реальность, нужно хотя бы заслонить ее чем-то. Это наш последний гуманный, человеческий долг.
— Неужели совсем ничего нельзя изменить?
— Сейчас 2098 год, — сказал Симингтон. — 69 миллиардов людей живут на Земле легально и еще, надо думать, 26 миллиардов тайных уроженцев. Температура падает на четыре градуса в год; лет через пятнадцать — двадцать здесь будет ледник. Остановить обледенение, помешать ему мы не в силах, мы можем только скрыть его.
— Мне всегда казалось, что в пекле будет адская стужа, — сказал я. — А вы украшаете вход в него миленькими узорами?
— Именно так. Мы — последние добрые самаритяне. Все равно кому-то пришлось бы, сидя на этом вот месте, разговаривать с вами — случайно им оказался я.
— Да-да, припоминаю: esse Homo[40]. Но… погодите… сейчас… Я понял, чего вам надо! Вы хотите убедить меня, что без вас, эсхатологического наркотизатора, не обойтись. Раз нет уже хлеба — наркоз страждущим. Не понимаю только, к чему вам мое обращение в вашу веру, если мне все равно придется тут же о нем позабыть? Если средства, которые вы применяете, и вправду так хороши, к чему заботиться о доказательствах? Достаточно пары капель кредибилина, и я с восторгом буду ловить каждое ваше слово, буду чтить вас и слушаться. Похоже, вы и сами не очень-то убеждены в достоинствах такого лечения, если вас привлекает обычная старосветская болтовня, бросание слов на ветер, если вам приятней беседовать, чем хвататься за распылитель! Вы, как видно, прекрасно знаете: психимическая победа — всего лишь жульничество, на поле боя вы останетесь в одиночестве — триумфатор с изжогой. Убедить, а после столкнуть в беспамятство — вот чего вы хотите. Не выйдет! Раньше ты повесишься на своей благородной миссии вместе с теми вон девками, что скрашивают тебе труды по спасению. А все-таки настоящих хочется, без щетины, а?
40
Се — человек!