Наконец колонна выстроилась, командиры рот и взводов вскинули над головой флажки, докладывая о готовности к движению, затем по очереди каждый продублировал отмашку комбата: «Вперёд!». Усилился гул моторов, и дальние башни стали уменьшатся.
Двинулись.
Ровно работает мотор, равномерно лязгают траки — правая гусеница по щебню обочины, левая — по асфальтовому покрытию шоссе. Неспешно ползёт навстречу греческая земля, колышется под задницей командирский танк. Если человек не полный дурак, после двух-трёх поездок на броне обзаведётся подстилкой, чтобы уберечь зад от тряски и холода. По этой причине старший лейтенант Котовский движется навстречу подвигам, восседая на видавшей виды суконной подушечке, набитой гагачьим пухом.
— Талисман, однако, — сказал старшина Тингеев, вручая любимцу бригады собственноручно изготовленный предмет. – Хороший охотник зверя, птицу бьёт, шкуру и перья себе берёт. У этой кукушки шкура шибко рваная была, на куртку не хватило. Пусть теперь тебе зад греет, самое ей место.
Наглый финн три дня не давал танкистам покоя, подбирался на лыжах, давал пару очередей из автомата и исчезал раньше, чем красноармейцы успевали открыть ответный огонь. Небось, радовался, гад, слыша за спиной звуки заполошной стрельбы.
Бригада пробивалась сквозь снега Карельского перешейка без пехоты, и гоняться по тайге и болотам за наглым беляком было некому. Как Котовский почуял, откуда собирается стрелять этот мамин сын, он и сам понять не мог, как толкнул кто под руку. Всадил снаряд в ничем не примечательную кучу валежника, а он угодил автоматчику прямо в бок. Чудом, причём вдвойне, потому что замотанный заряжающий загнал в пушку не осколочный снаряд, а бронебойный. Финна разорвало на две половины. Автомат «Суоми» вместе с запасным магазином ушёл в штаб бригады и забыл вернуться, нож Алексей оставил себе на память, а из остатков шинели и теплой куртки диверсанта старшина–якут изготовил эту самую сиделку.
Да, год назад под гусеницы его танков ложилась совсем другая местность – заваленная снегом и минами, промёрзшая до звона земля Карельского перешейка. Здесь за час удаётся пройти столько, сколько там зубами подтягивали под танки за несколько дней. Смуглые чернявые люди, завидев колонну, не разбегаются. Останавливаются, улыбаются, машут руками. Котовский по привычке краем глаза следит — не замахнётся ли кто, не вскинет ли винтовочный обрез. Ничего не поделаешь, такие рефлексы. Условные. Не сильно, выходит, отличается человек от собачек профессора Павлова.
Ползут навстречу рыжие холмы, тускло блестят по сторонам пятна воды, не разобрать сразу — лужи или болотца. Лесов практически нет, так, кусты. Если деревья, значит сад, скорее всего — маслины. Это добро в засоленном виде пробовали все, старшина привозил. Зелёные Алексею понравились, напомнили солёные огурцы, а черные — не пошли, слишком жирные. Глаз по привычке примечает удобные для развёртывания места и укрытия, высматривает под вялой травой овраги и промоины.
Изредка проезжают встречные грузовички. Конные повозки встречаются чаще, но больше всего на дороге тележек, запряжённых неприхотливыми осликами. Один из серых тружеников, разглядел из-под шор колонну, испугался и заорал, прижав длинные уши. Котовский привстал с брони и повернулся, проводил орущего зверя взглядом — надо же, зверь небольшой, а ревёт не хуже парохода.
После обеденного привала осмотрели технику, проверили регулировки. Удивительно, шестьдесят километров марша, а в батальоне ни один танк не сломался. Расскажи кто такое — не поверил бы. Климат им тут подходит, что ли? Пока от границы до линии Маннергейма шли, каждый танк по два-три раза чинили. Зима, конечно, морозы, но и летом на учениях маршрут прошедшей части днём легко определить по стоящим у обочин танкам, а ночью — по громкой ругани экипажей.
После привала пересекли по бетонному мосту широкую реку. Алексей заметил задранные к тучам стволы и незнакомые каски расчётов, дёрнулся нырнуть в башню, потом смекнул — греки. Удивило, что союзники не пялились дружно на проходящие танки, а продолжали смотреть за воздухом. Если все греки так службу волокут, значит, толковая у них армия. Хорошо.
Пару раз над дорогой проходили тройки самолётов — высоко, под самыми облаками. Не понять, свои или чужие. Ближе к вечеру на горизонте показались горы. Надо после ужина раскрутить Мишку на рассказы про испанскую — пусть народ послушает, да и самому не помешает. Ну, и опытом поделиться. За битого, как говорят…