Не в силах оставаться в Александрии, Ровинские собрали оставшиеся пожитки – пара чемоданов, мешок с кастрюлями, горшком и сковородой, узел и вязанка лука – и отправились в Никополь, к Мееру Файвелевичу, младшему брату Мэхла.
Сёма
– Золотуха, – а что вы хотите? – доктор гремел умывальником за ширмой. – То, что едят ваши дети, нельзя назвать нормальным питанием. Живете в сыром помещении, пол земляной… Скажите спасибо, что это золотуха, а не тиф или что похуже… Я напишу, какие нужны лекарства.
Шейна кивала, поправляла рубашечку на Сёме, краем глаза следила за Миррой, чтобы та не расколотила статуэтки на докторском столе. Да-да, больше солнца, больше фруктов, больше мяса и хлеба. Да-да. Я понимаю, доктор. Я внимательно слушаю.
Вечером Шейна достала тайный узелок, развязала. Кольца, медальон, жемчуг. Часы. Браслет. Сережки. Да, еще кое-что есть. Но уже мало. Работы в Никополе не было, жили тем, что продавали на толкучке вещи: одеяла, сковородку, Шейна однажды даже ухитрилась обменять свое старое платье на хороший кусок говядины. Дети тогда ели борщ, а Шейна плакала, повернувшись лицом к печке.
Вечером, когда дети заснули, Мэхл сел за пустой стол, опустив плечи, угрюмый, худой, нос от голода заострился. Шейна тихо подошла и присела рядом.
– Врач сказал, что дети постоянно болеют от недоедания и от плохого жилья. У нас еще есть немножечко, что можно продать, но если останемся в Никополе, проедим всё к весне. А потом что? Работы нет… Нет?
– Нет, – хрипло отозвался Мэхл.
Шейна посмотрела на мужа.
– Я написала Алтеру. У них, в Зиновьевске, бывает работа, не постоянная, правда, а на день-два. Вагоны разгружать, бумагу продавать… Он и Израэль, муж Гени, часто находят такую работу, брат пишет, что и ты сможешь что-нибудь для себя найти. Геня, сестра, в деревню ходит, меняет вещи на продукты. Я смогу ходить с ней, а за детьми будет присматривать мама… У них большая квартира где-то на Клинцовской улице, Алтер пишет – всем места хватит. Я прошу тебя… Вместе будет проще выжить, дети не будут голодать…
– Жить вместе с твоей матерью?
Шейна выпрямила спину.
– Тихо, тихо. Я шучу. Конечно. Едем в Зиновьевск.
Летом 1922 года в Зиновьевске началась эпидемия тифа. Первым свалился Мэхл: придя с разгрузки вагонов, рухнул на кровать – и не смог подняться. Жар, озноб, бред. Алтер позвал врача, тот, не заходя в комнату, глянул издалека:
– Тиф. Температура может через несколько дней упасть, все равно с постели не вставать. Лежать. Много пить. Потом температура обязательно поднимется снова, не надо бояться. Если будет хорошо питаться – выживет. Лекарство – сальварсан[8], стоит дорого, но действует. Да – и голову побрить, обязательно. Всех вшей – долой! – доктор огляделся, увидел трех девочек с косичками. – Всех – наголо. Для профилактики.
– У-у-у, – загудела Мирра, – не хочу наголо, не хочу-у-у…
Ее никто не слушал.
Шейна побрила мужа и коротко подстригла дочерей и Сёму, тщательно вычесав костяным гребнем гнид и вшей. Не помогло. Сначала свалилась Оля, потом – Миррочка. В то утро, когда Мэхл впервые проснулся без жара, слабый и мокрый как мышь и когда Оля первый раз попросила поесть, вдруг стал горячим, как уголек, Сёма. Шейна положила его на кровать, стала протирать худенькое тельце мокрым полотенцем, но было ясно – настал Сёмин черед.
Сальварсан был страшно дорогой, и на толкучке пришлось продать обручальные кольца Шейны и Мэхла, золотой медальон и цепочки. Шейна бегала на толкучку, покупала продукты и лекарства, и следить за больными оставалась восьмилетняя Сарра.
Не уследила.
Температура у Сёмы спала, он проснулся и захотел пить. Вставать было нельзя, но он вылез из кроватки и подошел к ведру с колодезной водой. Мирра лежала в бреду, Оля и Мэхл, измотанные болезнью, спали. Сарра?.. Сарра отвлеклась.
И Сёма, ребенок трех с половиной лет, без штанишек, в рубашечке, мокрой от пота, слез с кровати и выпил воды.
Через два дня Сёмы не стало.
Сарра не виновата. Ослабленный голодом трехлетний ребенок не выдержал второго подъема температуры. Но на всю жизнь запомнила Оля, как мать с перекошенным от ужаса лицом кричала на восьмилетнюю дочь, держа в руках дрожащее и горячее тельце сына: «Я тебя оставила, чтобы ты следила за Сёмой! Врач запретил ему вставать! Куда тебя унесло, дрянь! Куда?! Подождать не могла, пока я приду? Убирайся из дома, вон отсюда! Проваливай!»
Похоронив Сёму, Шейна окаменела. Первой признаки помешательства заметила ее мать Мариам. Шейна не давала убирать и стирать Сёмины вещи, все время перебирала их и дышала через Сёмину одежду, прижав тряпочки к лицу. Не позволяла двигать Сёмину кроватку. Не разрешала трогать его маленькую деревянную лошадку, размером с ладонь. Шейна перестала спать, по ночам сидела в кресле и смотрела в черное окно, чуть шевеля губами. На ласки дочерей не реагировала, Сарру гнала прочь от себя, больным взглядом провожала каждого трехлетнего пацаненка, пробегавшего по улице.
8
Сальварсан – лекарство от тифа, выпущен в России в 1915 году. Препарат применялся при лечении сифилиса, возвратного тифа и других болезней, вызываемых спирохетами, а также малярии.