Она покачала головой.
— Я так противна сама себе.
— Нет, Бонни. Отвращение — это грех. Вся эта боль в прошлом. И останется в прошлом. Я не знаю, что будет в будущем, но могу сказать тебе одно: как человек он сломлен.
— Да, он на самом деле изменился. Он злится, кричит, ругается, но уже не бьет меня. Более того, что-то происходит с ним. Ему кажется, что он что-то слышит. Он часто говорит, что с ним разговаривает телевизор, и тогда становится очень загадочным. А я беспокоюсь за него.
Священник молчал.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказала Бонни, — так его отец сошел с ума.
— Да, — сказал священник, вздохнув. — Все мужчины этого рода сходят с ума и умирают. Медленно…
— С Эльсидером никогда такого не произойдет. Он совсем не злой.
Отец Макбрайд улыбнулся.
— Это благодаря твоей любви. Твои дети — просто чудо.
Бонни исповедалась и встала на колени перед алтарем.
— Я буду ждать, пока Эльсидер и Розмари устроят свою жизнь, а потом уеду к Майклу. Я знаю, что не могу вторично выйти замуж, но не думаю, что будет лучше, если Энгус убьет меня. Я не верю, что супружеская клятва более свята, чем моя любовь к Майклу.
Обратившись к Богу, Бонни почувствовала успокоение души. Ей придется ждать, но однажды она будет счастлива.
— Мы никогда не были женаты, — сказала она, выходя из церкви. — Мы никогда не знали друг друга.
В Мерилле Лора была рада чеку на две тысячи долларов от Энгуса. К чеку прилагалось сообщение о том, что Бонни в Шотландии. Лора поспешила к телефону. Отец Джон внимательно слушал: две тысячи долларов. Как он мог устоять? Он назначил встречу на полседьмого в его доме, когда тетушка уйдет к соседям посплетничать. Несколько недель назад Лора предложила отцу Джону огромную сумму, которую ей обещал Энгус за помощь в поисках Бонни.
— Я хочу, чтобы ты бил меня кнутом, — сказала она ему. — Я хочу принести кнуты к тебе домой и хочу, чтобы ты наказывал меня за мои грехи, пока кровь не потечет по спине.
У отца Джона было совсем другое желание. Он хотел обновить церковь. Это был убедительный довод получать деньги от Лоры, и каждую неделю он бил ее за все прегрешения. На банковском счете отца Джона было уже около четверти миллиона долларов. Теперь он ездил в «Пепсо» и великолепно питался. Он регулярно посещал епископа, который сам все эти годы говорил о Риме. Епископ был благодарен за деньги, которые отец Джон приносил в церковь. Оказывая финансовую поддержку собственной церкви, отец Джон заручился обещанием епископа, что будет выделена определенная сумма для того, чтобы послать его в Рим. Его тщеславная мечта была уже совсем близко. Этой последней суммы Лоры будет достаточно, и он больше никогда не увидит ее.
Каждый раз на встречу со священником Лора приносила новые плети. Она всегда была очень прилично одета. Лора становилась перед ним на колени и склоняла голову.
— Простите меня, отец, — говорила она.
Этой ночью отец Джон был сильно раздражен. Он устал, потому что целый день был занят приготовлениями к Рождеству, еще нужно было подписать поздравления, а Лора исповедовалась особенно извращенно. Отец Джон почувствовал непреодолимое желание быть где угодно, только не в этой комнате, только бы не видеть ее оголенных плеч, спину, сплошь покрытую свежими и старыми рубцами.
У отца Джона появилось нехорошее предчувствие. Он опасался быть пойманным. Пойманным Лорой, ее отвратительными желаниями. Он нахмурился. Он чувствовал, что в нем нарастает злость. С огромной силой он принялся хлестать покорное и молящее тело Лоры. Несмотря на пот, заливавший его лицо, он видел ее глаза, сияющие от экстаза. Она улыбнулась ему.
— Я никогда не знала, что ты такой, — нежно сказала она.
Он начал ругаться.
— Ты ведьма! Ты демон!
Лора улыбалась. Он поднимал кнут и хлестал ее вновь и вновь с безжалостной силой. Но она только улыбалась. Вдруг священник замер. Резкая боль пронзила его сердце, и он упал на пол.
Лора вскочила и склонилась над ним. «Умер», — подумала она. Она натянула свитер, и схватив чек со стола, выскочила из дома. Она огляделась — в переулке никого не было. Она медленно пошла к машине, припаркованной в нескольких кварталах отсюда. «Вот дерьмо», — подумала она.
— Боже мой, — удивился врач, — повсюду эти извращенцы.
Он успокаивал тетушку отца Джона:
— Он умер очень быстро.
Тетушку Айлин трясло.
— Я плачу не по этому грязному ублюдку. Просто меня это шокировало.
— Хорошо, я думаю, что вам следует избавиться от бюстгальтера и кнутов, чтобы избежать многих неприятных вопросов, — сказал врач. Он собрал свою сумку и вышел из дома. — Плохи дела, — пробормотал он, — дела в самом деле неважные.
Позже, той же ночью, новость о смерти священника облетела весь город.
Врач, не умевший хранить профессиональные тайны, привлек внимание всего бара.
— Да, — сказал он, потягивая красное вино, — парень лежал на полу среди кнутов.
— Я не удивлена, — вступила в разговор невысокая женщина. — Когда я была маленькой, в монастырь, где я жила, часто приезжал архиепископ. Он всегда щупал девочек, когда они становились на колени, чтобы поцеловать его кольцо.
— Правда? — удивился доктор.
— Просто ужасно, когда такими вещами занимаются священники, — сказал бармен, грустно покачав головой.
— Не могу с вами согласиться, — ответил врач, — я думаю о том, что священники — тоже люди. Хотя этот мне никогда не нравился.
Разговор переключился на политику.
Отец Джон в это время лежал в морге Мерилла. Его жестокие глаза были закрыты навечно. Его тонкие пальцы, скрещенные на груди, сжимали распятие.
Глава 36
Рождество в Драмосси угнетало Энгуса. Накануне праздника он отправился к отцу Макбрайду. Старик сидел в уютной скромной гостиной, держа ноги в тазу с горячей водой.
— Заходи, сын мой, — отец Макбрайд очень тревожился за Энгуса.
— Отец, — сказал Энгус, садясь напротив старика, — я принял решение.
Отец Макбрайд поднял брови.
— Да?
— Да, — спокойно ответил Энгус, глядя на горящие угли в камине. — Я понял, что потерял Бонни. Я потерял любовь своих детей. А сейчас со мной происходит то же самое, что и с отцом. Я консультировался с доктором, но он не может помочь. Таблетки только хуже действуют на меня. — Он замолчал. — Я сказал, что принял решение. Нет, — он посмотрел на священника. — Я не хочу обсуждать это с вами. Я только хочу, чтобы вы запомнили наш разговор.
— Хорошо, Энгус. Но надеюсь, что ты поправишься.
— Да, — Энгус встал и улыбнулся. — Отпустите меня с миром.
— Да, иди с миром, дитя мое. Да благословит тебя Господь.
— Спасибо, отец.
В праздник Рождества Энгус был необычайно добр и нежен с детьми. Он взял Эльсидера на прогулку.
— Я знаю, что не всегда был хорошим отцом, — начал Энгус.
Эльсидер взглянул на него:
— Ты больше не будешь бить маму?
— Нет. — Энгус посмотрел в доверчивые глаза сына. — Я больше никогда не буду бить твою маму. И всегда помни: что бы ни случилось, я очень тебя люблю. Я всех вас очень люблю.
Эльсидер улыбнулся и осторожно взял отца за руку.
— Хорошо, папуля. Идем домой, я замерзаю.
Энгус знал, что он будет таким же, как и его отец. Голос матери постоянно звал его к себе.
— Я жду тебя, Энгус. Я жду тебя.
Энгус слышал и другие голоса. Он ругался, бранился, как будто его окружали злые духи. Он знал, что ему придется покончить с собой, или его заточат туда, где был его отец — в отдаленное крыло замка. Эта мысль для гордого Энгуса была просто невыносимой. Быть обреченным, зависимым от транквилизаторов, от которых распухнет лицо и расползется фигура, — ужасно. Лучше немедленная смерть.
Энгус сторонился всех. Бонни, поглощенная собственной болью и потерями, была благодарна мужу за то, что он оставил ее в покое. Они по-прежнему спали вместе. Голоса, которые слышал Энгус, по-прежнему угрожали ему. Стены замка обвиняли его в дьявольских грехах. Ему казалось, что за ним следят.