— Хорошо, — уже от самой кабины послышался её голос. — Будем.
Михаил Сергеевич подошел к прорабу. Закурили, наблюдая, как ловко стропальщики цепляют поддон с кладкой кирпичей, как тот плавно поплыл вверх, затем повернул вправо.
И вдруг в рабочем ритме что-то сломалось. На какое-то мгновение груз неподвижно застыл в воздухе, затем стремительно полетел вниз. Подобно взрыву, грохнулся о землю кирпич, взметнув столб розовой пыли. И тут стало видно, как кран неестественно кренится, а крановщица гонит в противоположном направлении освобожденную от груза стрелу. «Старается сохранить равновесие, — мелькнула мысль. — Но если не удастся, если кран рухнет на землю, тогда…»
В считанные секунды Николаев очутился в кабине своего КамАЗа. Руки и ноги работали автоматически, глаза не отрывались от падавшего прямо перед ним крана. Воля человека и сила мотора сделали, казалось, невозможное: рывок — и передние колёса взбираются по сложенным на земле балкам. Впереди крана уже не видно. Вот он мелькнул в боковом стекле. Всё, хватит. Михаил Сергеевич заглушил мотор — и в этот момент кран всей своей многотонной массой обрушился на грузовик. Шофёр и машина сделали свое дело — из кабины крана только посыпались стёкла. Кабина не коснулась земли…
Последним подарком судьбы Михаилу Сергеевичу Николаеву было неведение, что это его сын с приятелями отвинтили накануне на кране гайки и вытащили болты в отместку досаждавшему им сторожу…
* * *
На столе телефонистки районного узла связи росла стопка телеграмм. А что поделаешь, если с позавчерашнего вечера, едва начало мести, молчит телефон? Опять повреждение на линии. И пока не затихнет пурга, его не исправить, а значит, и не передать телеграммы в такие дальние поселки, как Софийск, Кизи. Несколько телеграмм отложено отдельно — пойдут первыми, все какому-то Ларину. Поздравительные, с днём рождения. Эти могли бы и подождать, не в них срочность. Телефонистку беспокоит первая, поступившая вчера. Надо же, в день рождения — и такое известие! И даже не горькое совпадение таких несовместимых событий волнует девушку, и не то, что адресат скорее всего опоздает на похороны, а редкие и пугающие слова текста: «трагически погиб…».
А Виктор Иванович Ларин в это время грустил, что отпраздновать день рождения дома, в кругу семьи не удастся — фельдшер, который по графику ещё вчера должен был сменить его, не пришёл. Пурга на Севере — это не снежок в Ленинграде. Пурга здесь — уважительная причина и опоздания, и невыхода на работу. Вот и дежурит главный уже третьи сутки вместе с медсестрой, санитаркой и поваром.
«Главный» в их условиях звучит, конечно, смешно, так как других врачей в больнице нет. Правда, по штатному расписанию полагается ещё два врача и каждую осень прибывают по направлению институтов молодые специалисты, но с весенними паводками их уносило обратно в большие города. Чему-чему, а как сбежать с Крайнего Севера на законных основаниях — замужество, престарелые родители, слабое здоровье, да мало ли ещё можно найти причин, — некоторые научились. Свои права усвоили куда лучше, чем обязанности. На Виктора Ивановича из-за таких первое время тоже смотрели искоса, прикидывали, надолго ли задержится. Полагали, что если не сам, то жена уж наверняка утащит обратно в Ленинград. И только когда минуло два года, окончательно признали своим.
Дверь в кабинет приоткрылась.
— Кажется, стихает, Виктор Иванович, — сказала вошедшая медсестра. Ларин прислушался. Действительно завывание ветра стало тише, но в глазок, проделанный дыханием в заиндевевшем стекле, видна сплошная снежная круговерть.
— Не очень-то стихает, Наташенька.
— Нет, сила ветра уже не та, не волнуйтесь. Скоро нас сменят.
Виктор Иванович улыбнулся. Эта девочка, недавно прибывшая из Красноярского медучилища, вскоре стала его правой рукой. Вот и сейчас беспокоится не о себе, а о нём, понимая, как в такой день его ждут дома. Сквозь вой пурги послышался какой-то посторонний звук. Виктор Иванович и Наташа настороженно прислушались. Да, сомнений нет — снаружи кто-то стучал в занесенную снегом дверь.
— Вот вам и смена, — сказала Наташа. — Не иначе Анатольевич пробился.
Когда с помощью всего наличного штата больницы и ходячих больных удалось наконец справиться с заваленной сугробом дверью, в неё действительно в клубах снега ввалился фельдшер Фёдор Анатольевич Новиков. Коренной северянин, он один из всех сотрудников мог решиться в такую пургу одолеть полтора километра пути, отделявшие его дом от больницы. Стряхнув снег с заячьего треуха, оборвав льдинки, наросшие на бровях и усах, старый фельдшер уважительно обратился к главврачу: