- Рано или поздно все сведется к одному факту: он или я. Я не стану делать то, что ты хочешь, этого никогда не произойдет. У меня своя голова и свои планы, и они абсолютно отличаются от твоих. Но, тем не менее, в конечном счете, тебе необходимо будет принять решение – он или я. На твоем месте я бы уже начал думать об этом, потому что однажды тебе придется занять чью-то сторону. Ты обрек меня на это без сожаления, что ж, теперь будь готов… Что ты решишь, отец? Делай выбор.
Глава 1 (2 часть)
Мара зло сощурилась, смотря, как Вейдер выходит из кабинета Скайуокера и широким шагом направляется к задней части мостика.
Она не стала его догонять, Джосс и Риис уже последовали за ним. Они знали, что Скайуокер придет в ярость, если узнает, что Вейдеру или кому-то из его людей позволили шататься по «Несравненному» без сопровождения. Мара снова повернулась к двери, задумалась на секунду и затем тихонько постучав, мягко нажала на дверную панель. Скайуокер стоял в дальнем конце кабинета, держа руки позади прямой спины и вглядываясь в бескрайний космос за огромным иллюминатором. Или, скорее, он просто делал вид, что смотрит туда – Мара попадалась на эту уловку слишком много раз, чтобы снова обмануться.
Он расположился так, что мог видеть отражение двери в транспаристиловом стекле и наблюдать за тем, как она входит. На самом деле, ему стоило лишь обратиться к Силе, чтобы, не поворачиваясь, узнать ее настроение и намерения, однако по большей части он не использовал этот метод на тех, кто сам обладал одаренностью в Силе и мог бы понять, что его читали - подняв в ответ свои ментальные щиты. Связь Мары с Силой была весьма ограничена, но одним из тех немногих умений, которым ее научил Император, была именно защита мыслей. И хотя у Мара подозревала, что Люк может прорваться через ее щиты, он редко делал это – в основном из учтивости, благодаря их дружеским отношениям, как бы ни хотелось ей верить в то, что он просто не способен на это.
Так же, как и Риис, Мара постоянно находилась рядом со Скайуокером в должности кого-то среднего между помощником и телохранителем, и они быстро установили между собой некоторый негласный порядок и научились работать в установленных рамках, не будучи при этом настолько бестактными, чтобы напоминать о них друг другу.
Первые полтора года новой жизни были для Скайуокера мучением - он постоянно был подавлен и ко всему безразличен. Он неделями, а иногда и месяцами, скрывался в трех комнатах в глубине своих апартаментов, а когда Палпатин звал его ко двору, несся по дворцу словно раненый в голову ворнскр, бросаясь на любого, кто подходил близко. Император постоянно его изводил и отчитывал, провоцировал и наказывал, пока один из них не сдавался, и игра не начиналась заново.
Назначение Скайуокера на военную службу стало событием, которое помогло ему наконец успокоиться и примириться с новой жизнью, или, скорее, как подозревала Мара, этому помогла сопутствующая его полномочиям свобода - в должности главнокомандующего Центральным Флотом Скайуокер получил право относительно свободного перемещения подальше от Корусканта; Император наложил строгий запрет лишь на выход из Центральных и Колониальных систем. Хотя, по мнению Мары, этот запрет был бессмысленным: во-первых, очень маловероятно что Люк мог как-то пострадать, находясь в составе флота, во-вторых, любое ограничение, наложенное на него вне стен дворца, было только формальностью, ибо Скайуокер давно уже доказал, что если он захочет уйти, ничто не сможет остановить его.
По правде говоря, она полагала, что этот запрет был очередным раундом непрестанной игры Императора со своим джедаем, однако теперь это не был такой неравный поединок, как раньше. Ставки существенно возросли с тех пор, как Люк изучил и искусство игры, и своего противника, делая каждую следующую победу Императора более трудной, чем предыдущую. И все же Палпатин всегда наслаждался этим. Он, то возвышал своего необузданного джедая, купая в дарах, власти и почестях, то вдруг приходил в ярость, наказывая за малейшие проступки, со всей чрезмерной жестокостью своей неустойчивой натуры.
И Скайуокер принимал все с одинаковой отстраненностью, всегда оставаясь безучастным, невозмутимым и равнодушным, одинаково относясь и к похвале, и к наказанию. Таково было его возмездие Мастеру. Он понимал, что это приводило Палпатина в ярость, и понимал причину: он знал исключительно навязчивую идею своего Мастера. Он не был слеп и больше не был наивен, Мара знала об этом. Он не был и выше того, чтобы не играть на слабости Императора – до определенного предела. Но он всегда оставался отчужденным и безучастным, сдержанным и осторожным, хорошо зная об опасностях, присущих игре, в которую играл.