Бабушка по отцу Зулхижат победоносно посмотрела на бабушку по матери. «Пусть наша Полина носит имя горянки Париды, и пусть она станет сестрой нашей Аси и дочкой для нас!»
Мы, братья, сразу же полюбили новую сестренку. Да и она нас. Правда, к новому имени девочка привыкла не сразу. И к гортанным аварским словам тоже. Она произносила их так старательно–забавно, что мы иногда заставляли ее повторять то или иное слово много раз. И все улыбались, даже обе бабушки. Парида пропускала наши гортанные звуки, и слова звучали так нежно, как птичье щебетанье. Она оказалась веселой и смешливой девочкой, очень ласковой и доброй. Больше всех она привязалась к отцу и бабушке Зулхижат. Стоило отцу показаться у ворот, как Парида со всех ног бросалась к нему и повисала на шее. Она целовала его и лепетала что‑то по–русски. Отец говорил нам: «Учитесь, дети, русскому языку у Париды. Это великий язык, он нужен вам, как воздух».
И Парида учила нас русским словам. Забавная она была у нас — наша новая сестра. Бывало, утром спим мы, все братья вместе, а она заберется к нам, разбудит и командует: «А ну, вставайте все на зарядку». И мы, смеясь, вставали и приступали к зарядке.
Не только мы, но все в ауле полюбили Париду. Она была желанной гостьей у всех. Если где готовилось что‑нибудь вкусное — чуду или халва, обязательно приходили за Паридой, а заодно брали и Асю.
А Ася с первых же дней невзлюбила новую сестру. Вероятно, это была просто детская ревность. Ведь раньше‑то больше всех в семье баловали Асю. Единственная сестренка да еще самая маленькая, Ася привыкла к тому, что вое самое вкусное, самое лучшее получала она.
Особенно доставалось мне. Магомед и Саид ходили в школу, а я оставался с Асей. И всюду, куда бы я не пошел, она тащилась за мной — к речке, в поле, в горы. Капризам и выдумкам ее не было предела. То притворится больной, и тогда я таскаю ее на спине. Мальчишки так и дразнили меня: «Вон идет Асин конь!»
Но больше всех баловали Асю бабушки. И вдруг с появлением Париды все кончилось. Теперь уже Парида прыгала на коленях отца, и мама без конца ласкала и целовала новую сестренку, А уж бабушки готовы были с утра до вечера рассказывать ей сказки. «Как же так? — недоумевала Ася. — Чужая девчонка стала родной?» И вражда закралась в ее сердце. К своим игрушкам, которые она так охотно уступала соседским девочкам, она и близко не подпускала Париду. «Мои, мои, не дам тебе!» — кричала Ася. Часто она выбегала из‑за стола вся в слезах и плакала где‑нибудь в уголке. А мне не раз говорила: «И зачем папа купил нам новую сестру, посмотри, какие некрасивые у нее косички».
Я старался ее успокоить, но она твердила свое. Иногда я поддразнивал Асю. Если она начинала капризничать, просила потаскать ее на спине, я отвечал: «Не буду, почему Парида никогда не просит меня об этом?» Или же я приносил что‑нибудь вкусное из сада и говорил: «Это не тебе, а Париде». Ася плакала и кричала: «Не хочу я сестру!» Отец старался вразумить ее: «Будь умницей, Ася. Сестре нужна сестра, как брату брат. Всегда любите друг друга».
Быстро прошло время, отпуск отца кончился, он снова отправлялся на фронт. Прощаясь, сказал нам: «До свидания, родные. Возьму Берлин и тогда вернусь!»
Тяжелее всех отъезд отца переживала Парида. Бывало, я просыпался ночью от ее плача. Сидит на кровати, маленькая, худенькая, и горько всхлипывает. «Что тебе?» — спрашиваю. «Живот болит», — отвечает она. Бабушка вставала, готовила ей чай из тмина с медом, а мы‑то знали, что у Париды ничего не болит, а плачет она оттого, что скучает по отцу. Без него она пугалась каждого шороха, часто кричала во сне: «Бомба!» Ася смеялась: «Трусишка! Какие тут бомбы?» Когда приходили письма от отца, Ася прятала их и говорила: «Не дам никому, папа только мне пишет, не тебе!» Я стыдил ре. Нарочно громко читал те строки, в которых он посылал привет Париде, спрашивал, как она чувствует себя. Ася дулась на всех, капризничала. «Вот какое у нее сердце ревнивое», — ворчали обе бабушки.