Пожалуйста, поймите меня правильно. Я не хочу, чтобы вы сочли меня слишком болтливой. Разумеется, то, что я совершила, было самым ужасным поступком за всю мою жизнь, и ужас свершившегося казался мне непостижимым. И я была готова понести наказание, пострадать за свои грехи, однако свою роль играло и врожденное чувство самосохранения, заставляющее каждое живое существо, даже сознающее, что оно заслуживает возмездия, мечтать о бегстве, чтобы избежать кары. Но вместо того чтобы бежать, я отправилась на работу.
Во всем телецентре стоял гул голосов, говорили только о Марте Кокс. Как явствовало из последних новостей, единственное, что было найдено в апартаментах отеля, где остановилась Марта, был коробок спичек и золотой ножной браслет.
— Это поразительно! Представьте, такая молодая женщина! Ужасно! Есть ли в этом мире справедливость? — вопрошал оператор Бен, тиская в кулаке свою красную бейсбольную шапочку.
— Да, Бен, это совершеннейший кошмар, — соглашалась я, качая головой и склоняясь над экземпляром «Новостей Саванны».
Мэри Клэр растерянно проговорила:
— Мы должны что-то предпринять…
— Например? — послышался голос из комнатки менеджера.
— Не знаю. Возможно, следует отслужить мемориальную службу или сделать что-нибудь в этом роде?
— Но ведь тела-то нет! — возразил Бен. — Как это мы можем отслужить панихиду без тела?
— Ну, видите ли, — пояснила Мэри Клэр, продолжая полюбившуюся тему, — есть ведь разница между мемориальной службой и похоронами. На похоронах тело должно быть, а на мемориальной службе достаточно одних воспоминаний.
Все в молчании обдумывали ее предложение в течение нескольких минут, потом послышался еще один голос — из будки звукооператора:
— Логика непогрешимая. Но у нас не может быть воспоминаний о ней. Она здесь никогда не работала.
— Конечно, — согласился Бен, — она же так и не появилась у нас.
— Но ведь Николь ее знала. Да, Николь? — зачирикала Мэри Клэр. — Они были знакомы еще с Чаттануги.
— А я думал, она Мисс Джорджия, — послышался бесплотный голос из будки звукооператора.
— Чаттануга — почти Джорджия, и она училась в университете Джорджии. Так ведь, Николь? — Голосок Мэри Клэр был гладок и мягок, как бархатные ножны, прикрывающие острый клинок. Все взгляды, в том числе и невидимого собеседника из звукооператорской будки, обратились ко мне.
— Да, да, я до известной степени была с ней знакома.
— И насколько близко ты ее знала? Вы вместе учились в школе?
— Да. Мы учились в одной школе, но, по правде говоря, не были особенно близки. В нашей средней школе училась масса народу.
— Она и тогда была красавицей?
Сейчас было не время вспоминать ее носик картошечкой.
— Конечно. Марта Кокс была капитаном команды поддержки игроков в бейсбол.
— А ты тоже состояла в этой команде, Николь?
— Нет, меня больше интересовали школьные театральные постановки. Кстати, о них… Не следует ли нам?..
— И она участвовала в любительских спектаклях? — ослепительно улыбнулась Мэри Клэр.
— Да, участвовала. Но не перейти ли нам теперь к?..
— Так вы играли на сцене вместе? — не унималась Мэри Клэр. — И в каких же пьесах?
— О! «Парни и куколки», «Оклахома» — ну, обычный школьный репертуар.
— Мне так нравятся эти самодеятельные спектакли! — подал голос Стив, менеджер телецентра. — Какие же роли играла Марта Кокс?
— Гм, кажется, она играла Сару Браун и Лори, но точно не помню. Как бы то ни было, почему бы нам не?..
— А кого играла ты? — снова вклинилась в разговор Мэри Клэр.
Наступила полная ожидания тишина.
— Я предпочитала характерные роли. Поэтому я играла роли уличной потаскушки, злобной бродяжки и тетушки Эл-лер. Удовлетворены?
— Разве в «Оклахоме» есть роль потаскушки? — пробормотал Бен. — Я не помню такой. Должно быть, наша версия школьного спектакля была урезана. Я ведь учился в религиозной школе.
— Нет. В «Оклахоме» никакой потаскушки не было! В этом спектакле я играла роль тетушки Эллер.
Снова наступило молчание.
— Это была маленькая, но очень важная роль. Вокруг нее развертывалось действие. Начиналось там с того, что я на сцене сбивала масло. Помните? Такая сварливая, но все равно очень милая тетушка Эллер.
— Конечно. Ведь все действие связано с ней и все вращается вокруг нее.
Среди этого всплеска приятных и веселых воспоминаний как-то забылась серьезность ситуации.
— Простите меня, — очнулась я, — не стоит забывать, что наша коллега пропала и, весьма вероятно, что ее нет в живых.
— Но труп не найден, — упрямился Бен, — и на работе она не появилась. Мне сдается, что…
— Хорошо, Николь? — вдруг донесся до меня голос Мэри Клэр, старавшейся перекричать остальных.
— Что?
— Ты произнесешь несколько слов во время мемориальной службы? Во время ленча я поставлю на стол несколько свечей. Есть у кого-нибудь Библия?
— У нас есть ролик по детскому варианту Библии. Подойдет? — предложил Стив.
Они все еще продолжали спорить, когда я ушла со студии. Хотя в половине девятого утра, пожалуй, было слишком рано для ленча, мне не терпелось удрать от них как можно скорее.
Ко времени, когда я вернулась, Мэри Клэр была вынуждена сама вести мемориальную «службу», что было мне на руку, и тон этой службы вполне соответствовал столь любимым Мартой торжественным шествиям. Большинство моих коллег сочли странным, что я отказалась произнести речь на доморощенной панихиде, посвященной Марте. Я не могла не задуматься о том, какие у них будут лица, когда они узнают правду.
Кристофер Куинн позвонил днем, чтобы подтвердить свое приглашение. Пока я с ним разговаривала, меня не покидала мысль о том, что я могла бы еще все переиграть, но мне не хотелось отступать от раз принятого решения. Я пойду на свидание с ним, и, что бы ни случилось, такова будет моя судьба.
— Я слышал, здесь есть славное местечко под названием «У Элизабет» на Тридцать седьмой улице. Надеюсь, вы не станете против него возражать? Уже заказан столик.
Слушая его, я вспоминала странные короткие записочки тети Адели. Всего неделю назад я наткнулась на одну из них: «Встретишь свою судьбу в тридцать семь…»
Странно. В тот момент я полагала, что это намек на возраст. И меня передернуло от суеверного предчувствия. Я даже подумала, уж не устроить ли мне через несколько лет пышное празднество, арендовать большой зал и найти на этом балу свою судьбу.
— Так вам это подходит? Заехать за вами домой или вы предпочтете встретиться прямо там?
— У меня есть машина, и я подъеду к ресторану. Это облегчит дело.
— Вы хотите превратить наше свидание в обычную деловую встречу? Вы не позволите мне сыграть роль рыцаря?
Говорил он вовсе не как полицейский, но мне это как раз и не нравилось. Не говоря уже о том, что названный им ресторан намного превосходил мои скромные средства, как и заработок простого полицейского. Откровенно говоря, я не запомнила остальной части нашего разговора. В памяти у меня осталось только, что он был кратким.
Я как-то промучилась остаток дня, потом освежилась, подновила макияж и двинулась навстречу судьбе. Кристофер Куинн был уже на месте. Он выбрал столик в уютном и тихом уголке. Свечи отбрасывали оранжевый отблеск на скатерть. В ведерке со льдом охлаждалась бутылка вина. Если теперь полиция обставляла беседу с подозреваемыми таким образом, то, должно быть, судопроизводство и вся система юстиции шагнули далеко вперед.
Как только я вошла, он встал и с улыбкой приветствовал меня. На нем был спортивный пиджак и свитер. Мне пришло в голову, что ведь он на каникулах. Уж не знаю, что это значило для него. Но главным было то, что он явился не из отделения полиции, а оделся в цивильную одежду ради меня. Насколько я помнила, никогда ни один мужчина для меня этого не делал. Никогда!