Жюли улыбнулась. Это была ее первая улыбка с тех пор, как… Впрочем, это не важно.
— И не забывайте про любопытство! — сказала она. — Ведь здесь для многих любопытство — та же пища. Все знать! Быть в курсе всего! Все обо всех разнюхать! Сосед пожирает соседа… Раз уж они выставили внешний мир за дверь, значит, должны позаботиться о том, чтобы события случались и здесь, дома. Даже Глория потребует свою долю сплетен. Будьте спокойны: Джина Монтано на долгое время станет ее дежурным блюдом.
Хольц поднял свой стакан:
— За ваше здоровье! Вы меня убедили. Остается узнать, будет ли принято мое приглашение.
— Это я беру на себя.
— Тогда идемте, посмотрите комнату, которую я могу ей предложить. Дверь выходит прямо в сад.
Он подал Жюли руку, и они двинулись в глубину виллы.
— Великолепно! — воскликнула Жюли. — Сударь мой, да вы — художник!
— Не я, — возразил он, — а моя жена. Это она выбирала мебель, картины и ковры.
— Джина будет в восторге, — сказала Жюли. — А знаете что? Давайте позвоним ей прямо сейчас. Вы тогда сможете сами все ей сказать.
— Позвольте, — остановил ее Хольц, — а вам не кажется, что вначале я должен спросить разрешения у председательши? Я ведь здесь пока никто, и простая вежливость требует…
— Оставьте. Я сама это улажу. Если вы начнете по всякому поводу просить разрешения, то потеряете лицо. Видите ли, несмотря на внешний лоск, здесь действуют законы племени. Да-да, здесь есть свои лидеры и свои подчиненные. Я узнала об этом массу интересного из книг Джейн Гудэлл о шимпанзе.
Хольц громко расхохотался.
— Ну и шутки у вас, милая Жюли!
— А я вовсе не шучу. Просто, кочуя из санатория в санаторий, я встречала в жизни многих людей… Впрочем, не важно. Допустим, что я слегка преувеличиваю, и идем звонить.
Джина была дома.
— О кара мия! Как я рада! Мне было так скучно, ты не представляешь!
— Я не одна, — сказала Жюли. — Рядом со мной господин Юбер Хольц — мой очаровательный сосед по «Приюту отшельника». Он готов предоставить вам свое гостеприимство на несколько дней. У него изумительный дом, слишком большой для него одного. Впрочем, передаю ему трубку.
— Алло! Мадам Монтано? Говорит Юбер Хольц. Я бесконечно польщен тем, что говорю со знаменитой актрисой. Мадемуазель Майоль все мне рассказала: и о том, что на вас напали, и о том, что вы переживаете известные трудности… Если вам угодно принять мое приглашение, то мой дом — к вашим услугам. Поверьте, от всего сердца… Разумеется… Что такое? Вы плачете?!
— У нее глаза на мокром месте, — шепнула Жюли.
— Я так рада… — бормотала Джина.
— Вот и славно. Значит, вы согласны. В таком случае все очень просто. Моя машина стоит в гараже в Йере. Я за вами заеду. У меня «мерседес», места в нем много. Можете взять багажа сколько захотите. Потом я привезу вас сюда. Прислуги здесь достаточно, так что вы не будете испытывать никаких неудобств. И обещаю, что никто не посмеет вас потревожить. Я живу один и… Простите? Да нет же, в вашем приезде не будет ничего от подпольной акции! Мы все уладим в соответствии с правилами. Спасибо. Даю вам вашу подругу.
— Алло, Джина?.. Нет, просто господин Хольц — душевный человек, вот и все. И при этом человек с тонким вкусом. Скажу пока только то, что он приготовил для вас комнату… Достаточно простую, но все картины — подлинники. Так что вы быстро забудете о всех своих несчастьях… Ах нет же, Джина! Раз он вам сам предлагает, значит, это его не стеснит! Знаете, я советую вам просто согласиться и не морочить себе голову всякими ненужными сомнениями. Ваш возраст сам по себе заслуживает уважения. Я уж не говорю о восхищении, которое вы вызываете в окружающих! Это господин Хольц будет вас благодарить! Я вам еще позвоню.
И она повесила трубку. Кажется, она выиграла. Что дальше? Червь уже забрался в яблочко. Теперь его ничто не остановит.
Приезд Джины Монтано в «Приют отшельника» прошел незамеченным. Известно было лишь то, что к господину Хольцу прибыла какая-то преклонных лет дама — очевидно, родственница. Привратник с братом грузили на одного из «мулов» три чемодана: «три роскошных чемодана», отметил Роже. Господин Хольц нанял на месяц двух горничных-испанок, работавших у бывшего датского консула, отбывшего с супругой в круиз. Одним словом, никаких вопросов ни у кого не возникло. Со стороны администрации также никто не проявил ни малейшего любопытства, поскольку госпожа председатель вообще терпеть не могла сплетен. Впрочем, мадам Бугро, проходя как-то мимо «Тюльпанов», заметила в окне чуть сгорбленный силуэт пожилой дамы, оживленно беседовавшей с господином Хольцем, и решила, что, скорее всего, это его бабушка. Мадам Лавлассэ рассказала об этом Глории. Как бы там ни было, факт заслуживал некоторого интереса. Ну и скрытен же этот новый сосед, во всех прочих отношениях бесспорно очаровательный. Чего ради делать тайну из такой обыкновенной вещи? Напротив, мы были бы счастливы пригласить старую даму в гости.
— Если, конечно, она не больная, — сказала Глория.
Расспросили мадам Бугро, и та заявила, что увиденная ею дама ходила без палки и не производила впечатления больного человека.
— Сколько лет, по-вашему, может ей быть? — продолжала Глория.
— О, немало! Я бы дала ей лет восемьдесят.
— Позвольте, — спохватилась Глория, — но раз она прибыла на катере, нет ничего проще, чем расспросить нашего матроса. Кейт, займитесь-ка этим. Только имейте в виду, что это совершенно ничего не значит. Господин Хольц волен приглашать кого угодно.
Однако то, что удалось выяснить Кейт, повергло в изумление и Глорию, и ее подруг. Оказывается, вместе с господином Хольцем и незнакомкой в катере в тот день была и Жюли!
— В этом вся моя сестра, — вздыхала Глория. — Нет чтобы рассказать мне обо всем! Зачем же? Вечно у нее рот на замке. И так во всем. Из нее каждое слово приходится вырывать клещами. Но положитесь на меня. Я сумею заставить ее разговориться.
Едва дождавшись вечера, когда Жюли, как обычно, зашла пожелать ей спокойной ночи, она без проволочек накинулась на сестру:
— Что это за старая дама, что поселилась у господина Хольца? Ты ее знаешь?
— Нет, — отвечала Жюли.
— Но должны же были вы перекинуться хотя бы парой слов там, на катере?
— Зачем? Я их не слушала. Они разговаривали с господином Хольцем, а меня это совершенно не касалось.
— Странное ты создание! Ну хорошо, хотя бы по манере разговора ты должна была понять, что они родственники?
— Не думаю. Единственное, что я заметила, так это то, что она говорила с акцентом.
— Ну вот видишь! С каким акцентом?
— Не знаю… Испанский, может быть. Или итальянский.
— Постарайся вспомнить.
— Пожалуй, все-таки итальянский.
— Значит, она ему не бабка. Юбер Хольц родом из Эльзаса. Ее видела Памела Бугро. Она говорит, что ей лет восемьдесят. А тебе как показалось?
— А какое мне до нее дело? Восемьдесят, девяносто — какая разница?
— Не нравится мне все это, вот что я скажу. Здесь не богадельня! Понимаю, понимаю… Я — другое дело. А кстати, сама ты что делала в городе? Ну ладно, ладно, храни свои секреты. Никогда ты ничего не видишь, никогда ничего не слышишь, никогда ничего не рассказываешь. Скажите на милость! Она не имеет понятия! Знаешь, кто ты? Ты — и тюрьма, и заключенный, и тюремщик в одном лице! Вот если…
— Спокойной ночи, Глория.
— Да. Спокойной ночи. Ну и характер!
Жюли была в общем довольна оборотом, какой принимали события. Глория взяла след и теперь уж его не бросит. Пора было подбросить ей очередную кость. Для этого хорошо подойдет Рауль. И она отправилась сменить повязку, которую всегда носила на пальцах под перчатками.
— А вы не пренебрегаете гимнастикой? — спросил он. — Смотрите, опять ничего не гнется. Так, для начала обработаем ультразвуком. Пройдите вон в то кресло… да-да, там, в глубине.